Осколок империи

Вообще, теперь самое страшное, самое ужасное и позорное даже не сами ужасы и позоры, а то, что надо разъяснять их, спорить о том, хороши они или дурны. Это ли не крайний ужас, что я должен доказывать, например, то, что лучше тысячу раз околеть с голоду, чем обучать эту хряпу ямбам и хореям, дабы она могла воспевать, как ее сотоварищи грабят, бьют, насилуют, пакостят в церквах, вырезывают ремни из офицерских спин, венчают с кобылами священников!

Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: – Вставай, подымайся, рабочий народ! Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, – и без всякого клейма все видно.

И. А. Бунин, великий русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе в 1933 году. «Окаянные дни»

Стыдно желать увеличения могущества своего отечества; и так же как считается глупым и смешным теперь восхваление самого себя, так же бы считалось [глупым] восхваление своего народа, как оно теперь производится в разных лживых отечественных историях, картинах, памятниках, учебниках, статьях, стихах, проповедях и глупых народных гимнах.

Л. Н. Толстой, названный В. И. Лениным «зеркалом русской революции»

Пролетел еще месяц, но до чего ж он был забавен! Начать с того, что, пользуясь информацией о повадках Мелинсона-младшего, я смог раскопать немало информации о жизни мужеложцев Москвы и не только. Как говорится, какие люди, какие имена! Сам бывший нарком иностранных дел Чичерин, трубадур революции от кино Эйзенштейн, немало фигур схожего калибра и великое множество поменьше. Вот уж действительно ничего удивительного в том, что первым делом отменили столь неприятный для них закон. Интересно, до какой степени пошатнулось бы положение многих советских руководителей и видных деятелей «искусства», выплыви на свет божий их неистребимая склонность к мужским задницам? О, а ведь неплохая идея! Нужно лишь преподнести должным образом да о декорациях позаботиться. Впрочем, это пока терпит.

Куда более важно, что теперь у меня есть три оч-чень интересных адреса, два из которых являются этакими «клубами» для гомосексуалистов, а один особо полезен и важен. Адрес, где проживает личный любовничек Мелинсона, которого даже взрослым назвать язык с трудом повернется. Лет семнадцати на вид, весь из себя манерный и жеманный. Как сказали бы ювелиры, пробу негде ставить!

Три места. Все они не на окраинах, а во вполне приличных районах, в таких стоит себя вести поосторожней. Что ж, учтем! Для работы это полезно – знать будущие плюсы и минусы предполагаемых мест, где будет происходить действие.

Подготовка велась. И, право слово, мне казалось, что с Лабирским все было гораздо сложнее. Илллюзия или реальность? Скорее реальность, потому как одно дело прорабатывать похищение человека, который ведет по большому счету естественную жизнь, и совсем другое – отлавливать вот такого вот, склонного к упрятыванию части своего досуга. Причем не обычного, вроде любовницы-двух, а скрываемого пусть и не от всех вокруг, но от значительной части.

В чем тут дело? Тому же Лабирскому не было резона таиться, скрывать что-либо серьезное. Потому он был на виду, к его «изъятию» надо было подходить с фантазией. А этот Яша Мелинсон… Он уже подорвал свою защищенность, когда начал прятать постыдную часть своей жизни. Он уже уязвим, мне только и остается, что воспользоваться зияющей дырой в его безопасности. Да и вариант отнюдь не единственный.