Осколок Империи

— Где там! Я ничего не чувствую ниже плеч. Слушай, Ричард Манн, давай обменяемся секретами. Что произошло?

— Большие башни — тоже ракетные деревья.

— А-а-а. — То ли вопрос, то ли вопль отчаяния.

— У ракетного дерева два цикла развития. Первый цикл дерево проходит в виде куста, а второй в виде большого многоступенчатого дерева, — Манн говорил торопливо, боясь, что лишится слушателя. — Циклы сменяют друг друга. Семя ракетного дерева приземляется на какой-нибудь планете и вырастает в куст. Из года в год кустов становится все больше. Если семя куста попадает в особенно плодородную почву, вырастает большое многоступенчатое дерево. Ты слушаешь?

— Угу…

— У многоступенчатого дерева живыми являются корень и фотосинтезирующие органы у подножия. Таким образом, ракетной части не приходится нести груз. Она растет прямо из живой части, но сама мертва, как сердцевина дуба, за исключением семени на верхушке. Когда оно созревает, ракета взлетает. Обычно она развивает вторую космическую скорость — в той системе, в которой выросла. Кидд, я не вижу вашего корабля. Я подожду, пока рассеется…

— Говори…

— Я хочу помочь.

— Поздно. Говори.

— Я видел ракетные деревья на расстоянии двадцати световых лет отсюда. Одному Богу известно, где их родина. Они растут во всех соседних системах. Мешочки с семенами путешествуют в космосе тысячелетиями. Попадая в систему, они лопаются: если мир пригоден для жизни, хотя бы одно зерно приживается в нем; если нет, то там, откуда прилетел этот мешок, есть другие мешки. Вот пример бессмертия, капитан Кидд. Это растение старше человечества, оно проделало в космосе гораздо более длинный путь. Миллиард…

— Манн!

— Да?

— Двадцать три-точка-шесть, семьдесят-точка-один, шесть-точка-ноль. Я не знаю номенклатурного названия. Повторить?

Манн забыл о ракетных деревьях.

— Двадцать три-точка-шесть, семьдесят-точка-один, шесть-точка-ноль. Ищите в этом районе, пока не увидите красный гигант, но не слишком большой. Планета, которая обращается вокруг, маленькая, тяжелая, без луны.

— Понял.

— Вы сделаете глупость, если отправитесь туда. Вы кончите так же, как я Потому я и дал координаты.

— Я буду их шантажировать.

— Вас убьют. Иначе я не дал бы вам координат. Зачем вам понадобилось убивать меня, Ричард Манн?

— Мне не понравились ваши высказывания насчет моей бороды. Никогда не высмеивайте вундерлендские асимметричные бороды, капитан.

— Больше не буду.

— Я хочу вам помочь, — Манн вглядывался в клубящийся дым. Дым стоял черным столбом, края его были подсвечены лучами двух солнц. — До сих пор не вижу вашего корабля.

— Сейчас увидите.

Пират застонал… и Манн увидел корабль. Он успел отвернуться, и ему не обожгло глаза.

В глубине души

I

Я не мог решить, как назвать это произведение искусства — картиной, рельефом, скульптурой, овощным рагу, — но оно стало лауреатом в секции изобразительного искусства на выставке, организованной Институтом Знаний планеты Джинкс. Странно устроены глаза у кдальтино, подумал я. У меня глаза слезились. Чем дольше я смотрел на «ФТЛ-космос», тем меньше видел.

Я уже решил, что картина задумана так, чтобы расплываться перед глазами, когда на моей руке повыше локтя осторожно сомкнулись зубастые челюсти. Я подпрыгнул на целый фут.

— Беовульф Шеффер, какой вы расточительный! — прозвучало нежное, волнующее контральто.

Имея такой голос, можно сделать состояние. Мне даже показалось, что я его где-то слышал. Нет, не может быть — это было на Нашем-Успехе, очень далеко отсюда. Я обернулся.

Кукольник отпустил мою руку и продолжал:

— Что вы думаете о Хродену?

— Глаза от него болят.

— Разумеется. Кдальтино не видят ничего, кроме радиоволн. «ФТЛ-космос» нужно не рассматривать, а ощупывать. Проведите по картине языком.

— Языком? Нет, спасибо.

Я провел по картине рукой. Если хотите знать, что я почувствовал, садитесь на корабль и летите на Джинкс — картина до сих пор там. Я категорически отказываюсь описывать свои ощущения.

Кукольник с сомнением склонил голову набок.

— Я уверен, что ваш язык гораздо чувствительнее, чем пальцы. На нас никто не смотрит.

— Не будем об этом. Знаете, ваш голос очень напоминает мне голос президента филиала «Дженерал Продактс» на Нашем-У спехе.

— Неудивительно. Мы обучались английскому языку у одной и той же учительницы. Он передал мне ваше досье, Беовульф Шеффер. Я президент филиала «Дженерал Продактс» на Джинксе, что вы, без сомнения, определили по форме моей гривы.

В гривах я как раз не силен. Копна бурой шерсти над черепной коробкой, расположенной между двумя шеями, определяет принадлежность кукольника к той или иной касте — для того, кто разбирается в прическах. Чтобы различать прически кукольников, нужно быть кукольником.

Не желая обнаруживать свое невежество, я спросил:

— В этом досье написано, что я расточителен?

— За последние четыре года вы потратили более миллиона звезд.

— Зато сколько удовольствия я получил!