Осколок империи

«Хрена с два, — думал Мякишев, пробираясь сквозь мокрые кусты к знакомому месту. — Вернусь я к вам — держите карман шире!.. Откопаю золотишко, отсижусь в лесу, пока уберетесь восвояси… Мне не привыкать…»

Знакомое дерево он приметил издали, с бьющимся сердцем обошел вокруг и не заметил никаких следов того, что его тайник раскапывали.

«Добро! — ликовал он, вонзая миниатюрную лопатку из десантного снаряжения в землю. — Все на месте! Все уцелело!»

Вскоре стальное лезвие наткнулось на твердое. Миг, и счастливец выволок из ямы облепленный дождевыми червями тяжелый мешок.

«Все здесь!»

С золотом, естественно, ничего не случилось. Все остальное, в том числе и запасные обоймы к «винторезу», было попорчено сыростью.

«Ты уж прости, Ванятка… — Мякишев высыпал все лишнее обратно в яму. — Да и не пригодится больше тебе…»

Вдруг он отчетливо ощутил, что кто-то на него смотрит. Тяжкий, почти материальный взгляд исходил из тех самых кустов, где в ложбине, укрытый сучьями, должен был покоиться труп Ивана Лапина. Убийце почудилось, что он даже видит человеческий силуэт в мешанине мокрой зелени.

Человек молча наблюдал за ним!

— Ва-ань, это ты? — перехваченным горлом позвал Николай, перед которым сейчас встали все забытые уже страхи, казалось вытесненные более страшным.

Бежать, бежать отсюда со всех ног! Но Мякишев, вопреки всему, наоборот, мелкими шажками приближался к жутким кустам.

— Ва-ань, — по-детски скулил он. — Я не хотел… Ты сам виноват…

Свободная рука сама собой, без его участия, отвела тяжелую от влаги ветку…

В первый момент он даже испытал облегчение: какой человек? За кустом стоял зверь, хищник, больше всего похожий на тигра.

Но глаза у него были человеческими, разумными. И глаза эти холодно глядели в лицо Николаю.

— Ваня?.. — только и смог просипеть мужчина…

* * *

— Ну, будешь еще золотопогонником лаяться, — улыбнулся Алексей, глядя, с какой обиженной миной разглядывает приятель выданные погоны. — Дай покажу, как пришить.

— Сам пришью, — огрызнулся бывший комдив, а ныне — старший сержант Слуцкер, с отвращением прикладывая зеленые суконные полоски с широкой поперечной лычкой к плечам новенькой гимнастерки.

В недавно введенных в Красной Армии погонах щеголяли уже почти все — Алексей, например, пришил свои, сержантские, сразу же, и помог другим, неопытным в этом деле. Он был рад «новому старому», армия в погонах казалась ему роднее… Хотя куда уж роднее: прошли они с Чернобровом-Слуцкером от Москвы до Ржева, потом отступали от Харькова до Волги, чтобы снова крутнуть земной шар ногами в обратную сторону… Только такие упертые, как Тарас, и продолжали носить старые, выцветшие гимнастерки с привычными петлицами, пока вчера комбат Егоров, получив нагоняй от начальства за «неопрятный внешний вид некоторых подчиненных», не посулил штрафбат тем, кто не выполняет требования нового устава. И вот теперь «погононенавистник» Чернобров, шипя и матерясь, нашивал эти «старорежимные» знаки различия на свеженькую, только что выданную гимнастерку.

— Ну как?

— Знаешь, как тебя в старой армии звали бы? — с улыбкой тронул Коренных-Татаренков погон на плече друга. — Старший унтер-офицер. А у нас, казаков, — урядник.

— Пошел ты! Урыльник…

— Урядник.

— Да знаю я… Что деется-то — рабочее-крестьянская армия погоны нацепила! Так и до «ваших благородий» дойдет! За что воевали…

— Брось, Тарас. Гражданская — дело прошлое. Сейчас все мы — одного цвета. Русские.

— Красные мы! Красная Армия!

— Кому — как…

Мужчины помолчали. Такие стычки возникали у них все реже и реже. Видимо, прав тот, кто сказал: война всех помирит. И смерть, которая ходит рядом…

— Как думаешь, дойдем до Берлина? — спросил Чернобров и не удержался от колкости. — Ваше благородие.

— Дойдем, если живы будем, — спокойно ответил Алексей, не обращая внимания на язвительность друга. — До Парижа доходили в прошлую Отечественную, а до Берлина — поближе будет.

— Это верно, — вздохнул Тарас, кладя другу руку на плечо. — Только далече еще топать-то…

Заканчивался второй год Великой войны, и до Берлина еще оставалось столько же — еще целых два года смерти, крови и лишений. И побед. Малых и больших, личных и общих, тех, что сложатся в далеком еще мае в одну — Великую…

Эпилог

Мужчина средних лет с чемоданчиком в руке и длинным брезентовым чехлом сошел на перрон Кедровогорского вокзала с поезда Москва — Владивосток ранним августовским утром. Несмотря на цивильный костюм, летний, кремового цвета плащ и шляпу на голове, за человека гражданского его принял бы только слепой.

— Здравия желаю, — отдал честь бывшему военному милиционер, проходивший мимо.

Тот автоматически ответил тем же, прикоснувшись к шляпе.

— Не привык еще, — смущенно улыбнулся он старшине. — Как надел форму в сорок первом, так двадцать с лишним лет и не снимал почти.

— В отпуск к нам? — кивнул на вещи милиционер.

— Ну да. Поохотиться, порыбачить… Говорят, рыбалка знатная у вас тут.

— Что есть — то есть. Документики позвольте, гражданин.

— Конечно, — приезжий с готовностью полез во внутренний карман плаща.