Осколок(Проза и публицистика о Великой Отечественной войне)

Голубкова охватила злоба.

— Агитируют, — прошептал он. — Думают разжалобить, а потом кричать будут, гнусные фрицы. Знаем мы ваше дурацкое «русс, сдавайся!».

Сержант горячился. Вот сейчас бы по этой установке огонька дать из минометов. Взлетели бы фашистские музыканты вместе со своей шарманкой.

Успокоившись, Голубков стал напевать:

Удивительный вопрос:
Почему же Геббельс — пес?
Потому, что он кретин
Чистокровный… сукин сын.

А потом, напрягая слух, он начал улавливать, откуда доносится музыка. Он припоминал, в каком направлении поднимается высота, где стоит обгорелая елка, где бомбой с самолета вырыта глубокая воронка. В уме сержант построил сложную геометрическую фигуру, одним из углов которой была его позиция.

Утром сержант изложил командиру подразделения свой план.

— Вы не только певец, но и математик, — улыбнувшись, сказал командир.

Днем вели наблюдение. Голубков сам уточнял свои ночные расчеты.

Приближалась полночь, приближался Новый год. Минометчики были в готовности к открытию огня.

— Хорошо, — говорил сержант Голубков. — Жаль только, концерт наш новогодний сорвался.

И снова, как вчера, на вражеской стороне в темноте загорланил репродуктор. Даже ветер не мешал ему сегодня. Он бесчинствовал в тишине, пока не прозвучал голос на нашем командном пункте. То была команда к открытию огня.

Минный шквал раздробил тишину. Мины густо рвались на вражеской стороне. Репродуктора давно было не слышно. А минометы били и били.

Голубков лежал с двумя бойцами на своей позиции и следил за разрывами.

— Точно! — говорил он. — Славная музыка. Хороший новогодний концерт мы устроили фрицам. А спеть — я еще спою, будет время.

Огневой налет был удачным. В подразделении его называли концертом сержанта Голубкова.

Патриот Родины. 1944. 1 января.

Извольте веселиться

Геббельс в своем выступлении вновь угрожал немцам, впадающим в пессимизм… (из газет).

Герр Геббельс озабочен
Берлинской злой тоской.
И вот он пишет срочно
Приказ такой:
«Чтоб не было отныне
Уныния в Берлине —
Приказываю впредь
Плясать, смеяться, петь.
При всяческой погоде
И в дождь, и при луне,
Смеяться при народе,
И дома… и во сне».

Извольте веселиться
И выполнять приказ…
У агентов полиции
Повсюду глаз.
У сыщиков гестапо
Хороший слух,
У подчиненных Гиммлера
Собачий нюх.

У сына старых Гномме
Осколком выбит глаз.
По случаю такому
Пустились старцы в пляс.
У Штернов тоже горе:
Убит на фронте зять.
И Штерны начинают
От «счастья» хохотать.

Извольте веселиться
И выполнить приказ…
У сыщика гестапо
Повсюду глаз.
Голодная старуха
В слезах бредет домой…
Не смей реветь, старуха!
Приказ такой,
Плясать и веселиться, —
Гласит приказ.
Иначе…
У полиции
Везде свой глаз.

Мальчонка плачет горько.
Упал на мостовой.
— Ага, ты подрываешь
Фашистский строй,
Слезами сеешь смуту,
Проклятый пессимист!
Пред мальчиком надутый,
Озлобленный фашист…

Смех идиотов, плач, кривлянья
И вой зверья…
Какая мерзкая, Германия,
Судьба твоя!

Патриот Родины. 1944. 18 марта.

Автоматчики

Это был, действительно, дерзкий и внезапный налет.

Утром автоматчики сели в кузов грузовой машины и отправились на выполнение задания. Слово «грузовая» как-то не походило к определению этой машины. Гонщики-автомобилисты позавидовали бы ее бешеной скорости. Казалось, на каком-нибудь из поворотов она вот-вот перескочит узкую обочину и сорвется вниз.

В других условиях, вдали от фронта, наверное, этого шофера лишили бы прав, или, по крайней мере, он потратил бы всю заработную плату на штрафы. Так думал Николай Баушев, сидя в кузове вместе с другими автоматчиками. Впрочем, об этом долго думать не пришлось. Баушев скоро освоился с опасностью вылететь в канаву. А кроме того, появилась другая опасность — встретиться с немцами.