Осколок солнца

— Недавно я сдавал аппараты в малярный цех, — задумчиво проговорил Багрецов. — Там их красят нитролаком. Лак разбрызгивают пульверизатором. Я смотрел на это дело и вспомнил Жорку. Он разбрызгивает вокруг себя пошлые слова. Иной раз кажется, что слова эти — сладковатое облачко лести — оседают на мне вроде пахучего нитролака. Я это вижу, а другие не замечают, как обволакивает их непроходимая пошлость. — Что же вы можете ему предъявить?

— Не смейтесь. — Вадим нервно застучал пальцами по скамье. — Таких людей нужно остерегаться.

— А по-моему, — сказала Лида, — он какой-то дуракоподобный. Виден насквозь.

Глаза Вадима сердито заискрились.

— Не скажите. Это его личина. Она многим нравится. Каждому приятно чувствовать, что он умнее этого шута.

За каменным забором послышался смех. Вадиму он был неприятен, как дребезжание разбитого колокольчика.

В воротах показались две девушки, за ними важно шествовал Кучинский. Девушки были одеты в одинаковые платья, одинаковые туфли, даже носки у той и у другой с одинаковыми голубыми полосочками.

Вадим подумал, что это сестры. Но они ничуть не похожи друг на друга ни фигурой, ни лицом, ни цветом глаз. Правда, прически у них были похожи завитые локоны спадали почти до самых плеч. Весь внешний облик этих девушек не нравился Багрецову. Все, начиная 6 т туфель, где по капризу моды были отрезаны носки, до обесцвеченных перекисью мертвых волос. Одинаковые сумки, напоминающие огромные кисеты с кольцами, розовые, будто сделанные из мыла, так называемые клипсы, брошки пластмассовые с именами, — вероятно, затем, чтобы отличать девушек друг от друга, — дополняли их туалет. Подруги подошли ближе, и Вадим разобрал имена на брошках.

— Можно даже не знакомиться, — шепнул он Лиде. — Видите, одна из них Нюра, а другая Маша… Бедные, мне их жалко.

И действительно, странное чувство сожаления испытывал Вадим, глядя на этих наивных девушек, не умеющих отличать красоту от подделки и пошлости.

А Лиду это нисколько не удивляло. Не в первый раз ей приходилось видеть одинаково одетых подруг. Раздражал Кучинский. Лида хмурилась при каждой его выходке. А он, нарочито подчеркивая свое пренебрежение к заносчивой аспирантке, вился ужом перед смущенными подругами.

— «Позвольте предложить, прелестная, вам руку», — отчаянно фальшивя, напевал он, вероятно, единственно знакомые ему слова из «Фауста». — Я, Марусенька, буду вашим Мефистофелем.

Опустив глаза, Марусенька милостиво приняла руку веселого кавалера.

— Вот уж не похожи. Вы совсем как этот… Ну как его? Тоже студент. Он поет… «Расскажите вы ей…» — и она робко задела тонким, прерывающимся голоском.

Кучинский закрыл глаза от восторга.

— Вот где таланты скрываются! Учиться надо, Марусенька.

— Скажете тоже! — Она спряталась за спину подруги.

Другая — Нюра, или Нюрочка, как льстиво обращался к ней Кучинский, — была молчалива, иногда смеялась над шутками студенту, но, видно, по привычке или из вежливости.

Вадим этого не заметил. Обе девицы казались ему одинаковыми даже по характеру.

А Кучинский славно попал в родную стихию, держался развязно и независимо.

— Не боги горшки обжигают. У меня была одна знакомая девочка. И что же вы Думаете? Колоратура открылась! Поучилась немножко, и сразу в Большой театр.

Из ворот вышел Бабкин и подозрительно покосился на Димку: нет ли намека на навое увлечение? Но тот сидел рядом с Лидой и весьма неодобрительно посматривал на одинаковых девиц. Беспокоиться нечего.

Лида подозвала Тимофея и спросила, что это за девушки.

— Да так, — отмахнулся тот. — В аккумуляторной работают.

А Жорка щелкал аппаратом и разглагольствовал:

— Получитесь в натуральных цветах. Пришлю фото — несите прямо хоть в Третьяковскую галерею. Картиночка!

— А цветочки на платье выйдут? — кокетливо спросила Маруся.

— Спрашиваете! Не только цветочки, даже ягодки! — И, притопывая на ходу, запел: — «Про меня все люди скажут, сердцем чист и неспесив. Или я в масштабах ва-а-ших недостаточно красив».

Он поднял фотоаппарат, прищурился и указал на скамейку:

— Сюда, сюда, девочки, на солнышко… Сделайте умное лицо.

Подруги рассмеялись. «Еще бы! Услышали привычную остроту. Веселый мальчик Жора Кучинский, с ним приятно провести время, — подумал Вадим. — Сейчас щелкнет и скажет: «Спасибо, испортил»… Опять девицы захихикают. Остроумный мальчик Жора Кучинский».

А тот чувствовал себя любимцем общества. Девочки смеялись, видно было довольны, а Маруся, та просто с восхищением смотрела на симпатичного «мальчика»: какой он ловкий и умный!

Из громкоговорителя послышалась музыка вальса, Маруся закружилась на зеркальном поле. Видно, не смогла удержаться и пошла танцевать. А почему бы и нет? Чудесный лень, молодость, веселые друзья, а впереди еще много таких дней.

Кучинский с видом знатока следил за девушкой, и когда она, смутившись, подбежала к подруге, зааплодировал.

— Красота! Вот это я понимаю… Ну и девочка! Прямо Уланова!

Лида переглянулась с Вадимом. Он прочел в ее глазах гнев и растерянность. Мелочь. Кто же не сравнивал в шутку своих друзей с настоящими талантами!