Осколок в голове

«Вот она – воля, вот он – кайф», – думал он. Алкоголь быстро впитался в пустой желудок и оттуда теплыми волнами накатил в голову.

– Студент, а жратва у вас есть? – опьяневшим голосом спросил Равиль и сам себе ответил: – Вижу, что нет. Ни жратвы нет, ни денег. Все на бухалово истратили. Тля, а я жрать хочу, как сто китайцев! Я уже сутки без пайки! – Равиль недовольно пихнул локтем Сашку. – Ну ладно, хоть курну.

Равиль с благоговением достал сигарету с фильтром, сладко затянулся, пряча огонек в кулак, и гордо подумал, знали бы сейчас на зоне, как он кайфово гуляет. То-то зауважают, когда узнают, что Равиль Хасимов в бега мотанул. А ведь за пацана держали, падлы, подай-принеси им.

Равиль вспомнил абреков с Кавказа, которые верховодили на зоне. Его, как и других немногих азиатов, они звали косоглазым. А какой он косоглазый? Он даже не узкоглазый, не то что корейцы и казахи. Ух, дать бы Равилю власть, как бы он поиздевался над зарвавшимися горбоносыми уродами.

– Студент, пить будешь? – Равиль сунул Сашке в рот горлышко бутылки. Тот отстранился. – Что, уже нажрался? – засмеялся Равиль. – Видел я, как вы бухали. Куда столько пойла тащили?

Евтушенко молчал. Пока шли, сломанное плечо при каждом шаге отдавалось неимоверной болью, которая раскаленным свинцом расплывалась по спине и груди. Когда он присел, боль локализовалась в плече и заломленной назад левой руке. От этого казалось, что стало легче. Он старался сохранить это ощущение и не пытался, как в самом начале, высвободить связанные руки. Каждое движение ими обжигало тело и острой стрелой отдавалось в голове.

Он хотел заставить себя забыть о боли, а для этого вновь переключиться на решение той увлекательной проблемы четырех красок, о которой неотрывно думал последние дни. Ему казалось, что он уже нащупал решение. Оно еще зыбкое, не полностью оформившееся, без некоторых недостающих деталей. Важно не упустить его, со всех сторон пригладить, и тогда оно пронзительно засияет изумительной безупречной логикой.

Равиль скинул арестантскую робу и надел шмотки, снятые с кучерявого. Все пришлось впору. Особенно понравились удобные китайские кеды с белым резиновым носком и рифленым кантом подошвы. В таком прикиде можно и на люди показаться. Он сделал несколько шагов, обвыкаясь в новой одежде, и гордо сказал:

– Ну что, студент? Равиль теперь человек, а не вошь тюремная!

Подстелив на землю сброшенную робу, Равиль плюхнулся на нее, чтобы не запачкать расклешенные брюки. Руки потянулись к очередной бутылке. Сегодня у него праздник – первые сутки на свободе! Уже не смакуя, как вначале, он просто вливал содержимое бутылки в горло, временами захлебываясь и расплескивая вино. Хмель неотступно овладевал телом, клоня в сон.

Перед тем как окончательно отрубиться, Равиль связал второй сеткой ноги студента в районе щиколоток, пнул его в бок и пригрозил убить, если что будет не так.

Проснулся Равиль ранним утром. Увидел над собой светлое небо, покрытое белесой размытой облачностью и долго вспоминал: где он и что с ним? Во рту было кисло, в голове шумело, даже глаза ворочались туго, как колени у столетнего старца. Припомнив вчерашний день, Равиль посмотрел направо – студента рядом не было. Он вскочил, задев раскатившиеся по земле бутылки, и тревожно заозирался.

Сашка лежал метрах в двадцати. Развязать ноги или руки он так и не смог.

Когда Равиль заснул, Евтушенко приподнялся и пытался уйти мелкими прыжками. Но каждый такой прыжок отдавался неимоверной болью в размочаленном плече. Тогда он лег на землю и попытался катиться. Но это оказалось еще хуже. Усилием воли перекатившись через сломанное плечо, он потерял сознание от пронзительной боли.

Очнувшись, он понял, что связанным уйти невозможно. Более того, если Равиль бросит его в таком состоянии, ему останется надеяться только на то, что кто-нибудь его найдет и спасет. Из парадоксальных рассуждений выходило, что выгодней пока держаться вместе с преступником.

Равиль подбежал к Сашке и с криками «сука», «сволочь» стал пинать, норовя попасть в сломанное плечо. Сжавшееся тело студента дергалось от каждого удара. Утолив порыв злости и даже устав от этого, Равиль присел на корточки и тяжело дыша шепнул:

– Не зли меня, студент. А то тебе кранты.

Сашка хрипел, закрыв глаза, но молчал. Равиль снял сетку с его ног и собрал в нее полные бутылки вина. Арестантскую одежду и пустые бутылки он решил закопать. Зачем оставлять липшие следы?

Там, где он спал, земля была довольно мягкой, и ее можно было разрыть руками. Равиль без труда отгреб верхний слой и копнул в глубину, чтобы вырыть приемлемую ямку. Ладонь на удивление легко ушла вглубь, но он даже не задумался, почему грунт такой рыхлый. Под землей он согнул пальцы и, как ковшом, попытался зацепить побольше земли. В ладонь попало что-то большое и твердое вроде булыжника.