Осколок в голове

Заколов с любопытством заглянул в машину, ожидая там увидеть женщину с ребенком. Но на пустом сиденье одиноко лежал маленький кричащий сверток. Что-то в нем показалось Тихону знакомым. Ну да! Яркий, с большими красными цветами! Этим специальным конвертом недавно хвасталась Люба, жена Толика. Тихон обернулся к незнакомцам из «Москвича»:

– А где Люба? С ней что-нибудь случилось? Вы к Анатолию едете?

Такой поворот Григу не понравился. У Анатолия Колесникова, оказывается, имеются знакомые крутые кореша. Не хватало еще с местной шпаной бодаться. В этом случае силы могут получиться неравными.

Заколов бережно взял на руки младенца и попытался укачать. Григ приоткрыт дверцу уазика и, косясь на Тихона, шепотом спросил у связанного чиновника:

– Это преступник?

Казах испуганно кивнул. Григ дернул путы, ослабив их:

– Сейчас я его нейтрализую, – пообещал Григ, вынув финку.

Лучше сразу разобраться с непрошеным дружком Толика и на время предстать освободителем ментов, решил Григорьев. Он подошел к Славяну шепнул ему что-то и вложил в руку финку.

– Давай, твоя очередь, – подтолкнул он растерянного Славяна. – Иначе уплывут наши джинсы.

Славян, покачнувшись, неуверенно шагнул к Тихону. Тот беззаботно держал ребенка и лишь в последний момент увидел, как блеснуло лезвие ножа в руке толстого увальня. Слава Пивкин бил финкой в живот, бил вяло и сонно. Это и спасло Заколова. Он инстинктивно опустил локоть. Скользящий удар пришелся в руку. Запястье обжег легкий разрез. Тихон тут же присел, но не от боли, а чтобы положить ребенка.

Славян никогда еще не пырял ножом человека. Он тупо смотрел, как валится на землю поверженный противник. Но в следующий момент присевший парень взвился пружиной вверх, выбил ногой нож, и глаз Славяна, как фара на летящий камень, напоролся на твердый кулак. Толстяк охнул. Второй его глаз успел закрыться до того, как патлатый затылок чмокнулся о землю.

Нокаутированный Славян уже не видел ожесточенной борьбы между Григом и незнакомым парнем, а когда очнулся, незнакомец волок тело Грига к уазику.

Славян обалдел. Как паренек справился с грозным накачанным Григом?

Удрать отсюда – было единственной мыслью Пивкина. Он подхватил лежащего рядом младенца, чтобы в случае нападения метнуть его в противника, и кинулся к «Москвичу». Машина завелась сразу и выскочила из песка. Славян быстро удалялся от растерянной фигуры незнакомца, мелькнувшей в зеркале.

– Вот тебе, вот! Хрен догонишь! – радостно кричал Славян.

Оторвавшись, он взглянул на часы. Без двадцати семь. Успеть бы на станцию и первым поездом рвать когти куда подальше из чертовой пустыни.

Рядом на соседнем сиденье жалобно поскуливал уставший ребенок.

ГЛАВА 42 Весь мир в четырех красках

Сашка Евтушенко и Равиль Хасимов шли медленно. Приспущенные штаны и сломанное плечо не позволяли Сашке делать широкие уверенные шаги. Равиль не подгонял. После выпитого на пустой желудок вина тело его сделалось вялым, а голова мутной.

– Студент, ты умеешь стрелять из пистолета? – Равиль шел в нескольких шагах позади и с интересом вертел в руках оружие.

– Нет, – Евтушенко шагал, упорно придерживаясь один раз выбранного направления. Не может же степь быть бесконечной? Рано или поздно они должны куда-нибудь выйти.

– А что тут уметь, – убеждал себя Равиль. Ему еще не доводилось держать настоящую пушку. – Вот тут предохранитель. Его вниз – и жми на курок. Да?

– Наверное.

– Ты, студент, не мечтай. Если дашь деру, я не промахнусь. – Равиль поднял руку с оружием и, прищурившись, поймал на мушку Сашкину спину. Рука подрагивала на ходу. Равиль остановился, не опуская руку с пистолетом, и сделал вывод: – Стрелять надо стоя.

– И в момент выстрела задержать дыхание, – словно продолжая чужую фразу, брякнул Евтушенко, вспомнив уроки начальной военной подготовки в школе.

– Да? Это чтобы рука не дрогнула?

– Наверное.

– Спасибо за совет, студент. – Равиль догнал ушедшего вперед Евтушенко. – В случае чего прихлопну – не вздрогну.

– И будешь отвечать сразу за два убийства.

– Как за два?

– А милиционера забыл?

– Это не мой жмурик.

– А кто подтвердит? У тебя его пушка, его вещи. Равиль сунул пистолет в карман, поравнялся с Сашкой и, заглядывая ему в лицо, дружелюбно произнес:

– Я шучу. Я еще никого не убивал. И друг твой цел, ты не думай. Подумаешь, пузырем по кумполу приласкал. Уже небось оклемался и опохмеляется.

– За что же тебя посадили? – недоверчиво спросил Сашка.

– За честный грабеж, студент. Я не мокрушник.

– Первый раз посадили?

– Первый, первый. Я аккуратно работал. Но все равно замели, падлы. Два года оттарабанил. – Равиль вспомнил время, проведенное на зоне, где верховодили кавказцы, и ледяная злость проступила на запыленном худом лице. – Если бы сейчас здесь были Гоча и Шрам, я бы их пристрелил!

– А говоришь, что вор.