Осколок жизни

Ветер ударил в лицо, запорошил глаза, захлопали полы плаща. Альбрехт подумал, что в такую погоду ни один преступник на улицу не вылезет и что пора зайти в одну из таверн, выпить стаканчик глинтвейна. Осталось только выбрать в какую, ведь капитану будут рады почти везде…

И в этот момент с улицы Башмачников донесся пронзительный крик.

– Стой, негодяй! – завопил кто-то фальцетом. – Убили! Убили, люди добрые!

– Глинтвейн отменяется, – пробормотал Шор, вытер лицо и скорым шагом направился в сторону кричавшего. Когда повернул на улицу Башмачников, стал виден желтый фонарь над дверью и рядом с ним – круглая вывеска из жести. Изображенный на ней рыцарь держал кружку с пивом, по широкому и довольному лицу ползали блики. Прямо под вывеской прыгал, орал и размахивал руками толстяк в белом фартуке и широких черных штанах. Глаза у него были вытаращены, на упитанной физиономии застыл ужас.

– Тихо, Йохан! – рыкнул Альбрехт, понимая, что в такой ситуации лучше всего помогут громкий голос и уверенные манеры. – Не ори!

– О, капитан! Слава Творцу! – хозяин таверны «Бодрый паладин» всплеснул руками. – Как ты вовремя!

– Это уж точно, – хмыкнул Шор. – Прекращай стонать и рассказывай – кто и кого убил, куда побежал.

– Ну, оборванец… гостя, а потом умчался вон туда, – и пребывавший в откровенном помрачении чувств толстяк Йохан ткнул пальцем в сторону храма Прозревшего Яна.

Альбрехт разглядел следы, прикинул, что они останутся различимыми еще минут пятнадцать, затем их заметет снегом.

– Хорошо, – сказал он. – Веди меня внутрь. Гляну на тело. И чего это во время праздника людям по святилищам не сидится?

Раздраженно дернув головой, он вслед за Йоханом взошел на крыльцо «Бодрого паладина».

Внутри было тепло и тихо. Потрескивал огонь в большом очаге, с кухни долетали вкусные запахи жареного лука, острых колбас и жира. А на лавке у стены, откинувшись на спину и глядя в потолок удивленными глазами, лежал труп. На столе перед ним валялась кружка, блестела лужица пролитого пива.

– Он сидел… тот подошел и сделал что-то, а этот упал… – икая и шмыгая носом, принялся бормотать Йохан.

– Конечно, – Альбрехт снял перчатки, подошел к мертвецу и начал его осматривать.

Одет убитый был в серый камзол, протершийся и кое-где залатанный. Лицо его выглядело изможденным, под глазами – мешки, из коротких седых волос розовела лысина. Рядом с убитым на лавке лежал короткий меч в кожаных ножнах, на поясе висел кошель из замши, пустой и сморщенный.

И, что странно, на теле не было никаких повреждений.

– Хм… – Альбрехт пощупал запястье трупа, биения крови в руке не обнаружил. – Я его не знаю. Похож на обедневшего дворянина откуда-нибудь с запада, из Нодера или Фаллонии. Так, теперь рассказывай…

Из спутанной и торопливой речи хозяина «Бодрого паладина» стало ясно, что седой приехал, когда начало темнеть. Его лошадь поставили в конюшню, а постоялец въехал в маленькую комнату, что на втором этаже. Занес вещи, сам сошел в общий зал, чтобы поужинать.

– А второй, тот, который убийца, зашел только что… грязный, какой-то черный весь, ободранный, одет странно… Я хотел его выгнать, клянусь Творцом, ведь нечего бродягам приличное заведение пачкать. Но не успел. Он сразу к этому господину шмыгнул, – здесь голос Йохана дрогнул. – И руку так… протянул, словно за милостыней…. А господин захрипел и повалился…

– Вот как? Ты не заметил оружия?

– Э… вроде бы нет… – хозяин «Бодрого паладина» выпучил глаза. – Нет… ничего не заметил.

– Очень странно, – Альбрехт нахмурился, еще раз осмотрел лицо, шею и руки погибшего – вдруг где остался след от отравленной иглы? Но ничего не обнаружил, на коже трупа не было ни малейшей царапины. – Я не понимаю, отчего он умер… Такое впечатление, что твой гость просто прекратил дышать.

– Магия? – Йохан и сам, судя по побагровевшей физиономии, дышать перестал. – Надо позвать господина Юлиуса…

Ринбург, как и любой другой вольный имперский город, имел право нанимать мага. А поскольку денежки у магистрата водились, он этим правом пользовался. Юлиус Штайн, колдун довольно молодой, но умелый и опытный, жил в большом доме около Северных ворот.

– Можно и позвать. Да только он вернется не раньше чем через три дня. Уехал к родне на праздники, – Альбрехт, как хороший капитан стражи, знал обо всем, что происходит у него в городе. – Поэтому придется обойтись так. Прикажи тело унести в комнату и позови лекаря. Лучше всего – старого Герхарда с Гнилой улицы. Пусть осмотрит труп. Вдруг я не заметил чего-нибудь? Во-вторых, прикажи слугам не болтать, хотя бы до завтрашнего утра. Понял?

– Да, клянусь Творцом! – хозяин «Бодрого паладина» кивнул.

– Я пойду по следу. Попробую выяснить, что это за бродяга, – Шор поднял руку к груди и нащупал под камзолом и рубахой твердый кругляш амулета. – Так, а это что у тебя такое?

В покрывающей пол золотистой, свежей соломе белел обрывок грязной ткани. А рядом лежал комочек черной, сырой земли.

– Не знаю.

– Хм, посмотрим, – Альбрехт нагнулся, подобрал то и другое.