Оскомина

— Мне казалось, Чарли тебе нравился, — заметила я.

— Я не про Чарли. Про Марка. Это Марк — болван.

— Что же мне делать? — Я снова зарыдала.

Отец мотнул головой — дал понять Джонатану Райсу: ну-ка, парень, отвали, не путайся под ногами. Джонатан отпустил меня и встал, а отец тут же занял его место. Я продолжала всхлипывать, сопеть и хлюпать носом уже в его спортивную фуфайку. Отец утешал меня в стиле «любящий папочка», и я еще больше разнюнилась, отчасти потому, что наш диалог чуть ли не дословно повторял сцену из какого-то полузабытого фильма с Дэном Дейли[38], где папа играл педиатра, и отчасти потому, что при всем при том он произносил свой текст весьма прочувствованно.

— Что же мне теперь делать? — спросила я.

— Ты, золотко, ничего тут поделать не можешь, — ответил отец.

— Кое-что, безусловно, может, — возразил Джонатан. — Она может вернуться к мужу. Если мы проявим упорство, рано или поздно это кончится.

— Джонатан — помощник госсекретаря по Ближнему Востоку, — вставила я.

Отец посмотрел на Джонатана.

— Сдается мне, на такой пост еврея не назначат, — заметил он.

— Это верно, — подтвердил Джонатан.

— Если хотите заключить соглашение, звоните президенту Египта, — сказал отец. — А Рейчел сюда не припутывайте.

И, пожелав Джонатану хорошего полета, выпроводил его за порог. Затем позвонил Люси Мей Хопкинз, своей домработнице, и попросил ее на время переехать к нему — помогать с Сэмом. После чего позвонил в китайский ресторан по соседству и заказал жареный рис с креветками; я люблю жареный рис с креветками, китайской горчицей и кетчупом, особенно когда я не в духе. Ну а потом прибыла Люси Мей, следом за ней китайская снедь, и отец объявил, что возвращается в психушку, потому что всем нам спальных мест не хватит.

— Уж эти мне мужики, — пробурчал он на пороге. — Ненавижу. Всю жизнь ненавидел. Думаешь, почему я всегда вожу компанию с бабами, а не с мужиками? Потому что так поступают только мужики. — Он неопределенно махнул рукой в мою сторону, вернее, в сторону моего живота и затрусил по ночной улице.

Я, конечно же, знала, что в психушку он не вернется, а направится прямиком к Франсес. Франсес — его любовница, она работает в компании по производству бумажной продукции и хранит верность моему отцу, хотя он то и дело женится на других женщинах, а ей не перепадает ничего, кроме комиссионных от его заказов на канцелярские товары. Правда, заказы он делает гигантские, отчасти чтобы поддерживать связь с Франсес, а еще — чтобы под рукой всегда был запас чистых листов, на них он пишет нам с Элинор, как и что собирается нам завещать. Два-три раза в месяц отец грозится вычеркнуть меня из завещания, потом одумывается и тогда строчит новое послание. Кроме того, он пишет кучу писем Франсес — заверяет ее, что в конце концов непременно с ней соединится. Я в этом лично убедилась. Однажды он ошибся и перепутал конверты: письмо Франсес сунул в конверт с моим адресом, а мое — в конверт Франсес. Прочитав его письмо мне — а оно было без обращения, Франсес страшно разволновалась: вот, значит, как — ее он вычеркнет из завещания; она же не предполагала, что ее имя в нем никогда и не упоминалось. Почему она терпит моего отца, не понимаю. И почему все мы его терпим. Сказать по правде, не будь он мой отец, я считала бы его как раз таким мужчиной, какие ему ненавистны: это же вероломный и самовлюбленный нарцисс. Причем такого крутого замеса, что я порой забываю, каким он иногда бывает милым.

(А еще, когда мне грустно, я часто ем рагу из копченого бекона.

Мелко порежьте немного бекона и потомите на маленьком огне, чтобы растопить жир. Добавьте нарезанный кубиками картофель и жарьте бекон и картофель на медленном огне, пока они не зажарятся до хрусткости. Добавьте яйцо и — приятного аппетита.)

IV

Внезапный скачок из приземленного быта в Высокую Драму потряс меня настолько, что, проснувшись наутро, я, честно говоря, обомлела: оказывается, то был вовсе не дурной сон! Конечно, метафора эта затерта до дыр, но ощущение было именно такое: мне снится кошмар, и я понимаю: это — кошмар, потом просыпаюсь, а кошмар все длится, прямо как на знакомой всем картинке на коробке детского питания: малыш ест кашку, а рядом коробка, на которой малыш ест кашку, и так далее без конца.