Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции

Недоразумения и разногласия, осложняющие тактический союз между либеральными элитами и рабочими толпами, дают себя знать и в иконоборческих баталиях. Рабочие обретают в иконоборчестве способ отомстить за свои материальные лишения, причем выражают свои чувства на политическом языке. Однако при этом они нарушают правила приличия, установленные элитами, включая элиты либеральные. В Безансоне 1 августа после получения известия о поражении Карла Х народ собирается в группы, которые направляются к ратуше, срывают белые знамена с главных общественных зданий, а затем сваливают с пьедестала и разбивают на мелкие куски бронзовую статую Пишегрю работы Александра-Эвариста Фрагонара (ил. 14). Этого генерала, перешедшего на сторону контрреволюции и причастного к заговору Кадудаля 1804 года, в эпоху Реставрации причислили к мученикам и на его статую была объявлена общенациональная подписка[1177]. Голову статуи Пишегрю пронесли по городу, а затем сбросили в реку Ду. Хотя в эпоху Реставрации либералы косо смотрели на памятник Пишегрю, видя в нем оскорбление Революции, это не помешало им осудить «вандализм» иконоборцев. Библиотекарь Шарль Вейсс, очевидец событий, несмотря на свою нелюбовь к Бурбонам, сожалеет о разнузданности «смутьянов», «мятежников», «заговорщиков»[1178]. Как ни смехотворна и эфемерна эта апроприация народом городского пространства, либералы все равно видят в ней угрозу общественному порядку. Со времен первой Революции — в том числе, как уже было сказано, и в эпоху Реставрации — политической необходимостью считалась монополия государства на иконоборческое насилие и надзор за ним. В городе Лон-ле-Сонье (департамент Юра) местные элиты тоже пытаются взять под свой контроль действия иконоборцев из народа, покушающихся на другой памятник Пишегрю (работы Жака-Эдма Дюмона). 4 августа 1830 года муниципальные власти под давлением толпы сами принимают вынужденное решение отдать приказ о «разрушении произведения искусства и публичного монумента»: «обстоятельства сложились столь неблагоприятные, что пришлось разбить статую прямо на площади»[1179] ради сохранения общественного порядка.

Напротив, в Бордо либеральные элиты используют аналогичную сцену для ускорения передачи власти в другие руки. Используемое с этой целью, иконоборчество предстает вполне приемлемым. 2 августа 1830 года рабочие, пришедшие из предместий[1180], разрушают монументальную пятнадцатиметровую пирамиду, возведенную в 1819 году в честь восстановления власти Бурбонов в Бордо, так называемую «пирамиду 12 марта» (с четырех сторон ее украшала надпись «12 марта 1814 года. Да здравствует король!»). Символ исконной связи между Бордо и Бурбонами, эта «контрреволюционная» пирамида рушится из‐за взрыва подложенной под нее мины[1181]. Как и в Безансоне, фрагменты ее, а равно и шар с лилиями, который увенчивал роялистский памятник, триумфально проносят по всему городу. В это же время чистке подвергаются вывески торговцев с гербами Франции, бурбонские знамена, знаки отличия и надписи на общественных зданиях. Этот визуальный переворот, совершенный народными классами, переходит в муниципальную революцию: вечером представители власти, верные Бурбонам, тайно покидают ратушу, после чего либеральная муниципальная комиссия берет управление департаментом в свои руки[1182]. Либеральная трактовка меняет смысл иконоборческого жеста: он превращается в выражение «патриотического» духа «народа», плод «природного инстинкта», род неизбежного зла, имеющего по преимуществу «искупительную» направленность[1183]. Тем самым либералы сводят ожидания рабочих к простой перемене политического режима, пренебрегая их расхождениями с либеральным экономическим порядком. Политическая проблематика поглощает социальную во всех сферах, включая визуальную.

Символические революции, подобные тем, что описаны выше, дают мощный аргумент против точки зрения, согласно которой провинциальные города пассивно приняли итоги июльских событий[1184]. Смена символов дает эмоциональную разрядку, но дело не только в этом: внося коррективы в сложные взаимоотношения элит и народных классов, она позволяет произвести символическое перераспределение властных полномочий и положений.