Осквернитель

Но откуда ему вообще стала известна цель моего визита?

И кто он такой?

Еще один официал? Или…

Тут распахнулась внутренняя дверь, и ко мне вышел невысокий монах в сером повседневном одеянии.

– Проходите, – едва слышно произнес он.

Я без промедления повиновался, но, к немалому своему удивлению, оказался вовсе не в апартаментах главы ордена, а всего лишь в следующей приемной. Невзрачный человечек с прилизанными черными волосами уселся за массивный письменный стол и указал на один из придвинутых к нему стульев.

– Присаживайтесь, – разрешил он и, видя мое замешательство, пояснил: – Как секретарь его преосвященства, я был уполномочен рассмотреть ваше прошение.

«Был уполномочен рассмотреть»?

От дурного предчувствия у меня засосало под ложечкой, но я не стал выказывать свою обеспокоенность и молча опустился на стул.

– Во-первых, спешу сообщить, что его преосвященство не видит никаких причин для вмешательства в ход расследования. Мы нисколько не сомневаемся в компетентности дознавателей надзорной коллегии и уверены, что в самом скором времени преступление будет открыто. В случае официального запроса орден готов оказать следователям всемерное содействие, только в этом случае и никак иначе. Это вам ясно?

Секретарь строго взглянул на меня, я кивнул, но потом все же решил отстоять свою точку зрения.

– Проклятые наконечники слишком опасны, если они попадут не в те руки…

– Перестаньте! – шипящим смешком перебил меня секретарь его преосвященства. – Значимость этих артефактов сильно преувеличена.

– Вы полагаете?

– Да, полагаю! Решение принято, никакого вмешательства в расследование не будет! Это первое. – Секретарь откашлялся, сделал глоток воды и откинулся на спинку глубокого кресла. – Во-вторых, должен предостеречь вас от использования статуса официала без особого на то дозволения. Орден ценит оказанные вами услуги, но вместе с тем не может позволить бросать тень на свою репутацию. Это вам ясно?

Я сглотнул подкативший к горлу комок и ответил:

– Да.

– Тогда наша встреча окончена. И, будьте добры, сдайте перстень.

– Что, простите? – не веря собственным ушам, переспросил я.

– Если мы будем нуждаться в ваших услугах, получите его обратно. А сейчас – сдайте!

Стянутый с пальца серебряный перстень звонко цокнул о лакированную столешницу, и я покинул приемную. Уже в коридоре носовым платком вытер покрывшийся испариной лоб и выдохнул беззвучное проклятие.

Бесов коротышка! Отчитал как мальчишку!

Мелькнула мысль вернуться и свернуть ему шею, но я усилием воли заставил умолкнуть заворочавшихся в глубине души бесов.

Подумаешь, перстень! Куда больше волновало самоустранение ордена от поиска похищенных наконечников. Если Ференц Ольтер раскрутит эту историю, Джеку точно не поздоровится, а у меня осталось не так много влиятельных друзей.

Рыжему стоит помочь. Но как?

Я спустился переговорить с отцом Домиником, но тот ситуацию прояснить не смог. Только развел руками и налил подогретого вина.

– Сам ничего не понимаю, – признался монах. – Раньше все было иначе.

– Не то слово, – вздохнул я и, припомнив странного собеседника, спросил: – Кстати, вам не знаком высокий худой господин, страдающий артритом? Темные волосы с сединой, серые глаза, прямой нос с горбинкой. Встретил его в приемной.

Святой отец на миг задумался, потом покачал головой:

– Нет. Не припомню такого.

– Ладно, неважно, – махнул я рукой, допил вино и поднялся с придвинутого к камину табурета. – До встречи.

– Да хранят тебя Святые, Себастьян, – напутствовал меня на прощание отец Доминик.

– Это не повредит, – улыбнулся я и отправился на встречу с Джеком.

Выписать пропуск тот не забыл, поэтому караульные препятствий чинить не стали, но один из «серых сюртуков» все же сопроводил меня до рабочего кабинета Пратта и постучал в дубовую дверь.

– Войдите! – раздалось изнутри, и провожатый отступил в сторону, освобождая проход.

Я переступил через порог, и раскуривавший трубку Джек сразу понял, что известия у меня скверные.

– Не выгорело? – догадался он, выслушал последние известия и откинулся на обитую кожей спинку кресла. Задумчиво подышал на самоцветы многочисленных перстней, потер их об обшлаг камзола, придирчиво оглядел.

– Хреново, – кратко, но емко высказался рыжий и достал из буфета пузатую бутылку абрикосового бренди. Налил мне, плеснул себе. Выпил и, шумно выдохнув, спросил: – Ну и что теперь делать?

– А сам как думаешь? – хмыкнул я. – Если Ольтер разговорит фраера из Пурпурной палаты, а рано или поздно он его разговорит, и выяснит, что тот действовал в сговоре с твоим подчиненным, отправишься далеко и надолго.

– Думаешь, сам этого не понимаю? – прорычал в ответ Джек и с силой хлопнул донцем стакана о столешницу. – Делать-то что теперь?!

Я пригубил бренди, уселся на стул и выложил перед собой полученный от старой знахарки пакетик.

– Что это? – удивился Пратт.

– Отрава, – буднично пояснил я. – Разводишь в воде, капаешь на одежду или постельное белье жертвы, и дело сделано. Только сам не извозись.

– Ты совсем сбрендил, что ли? – подался ко мне Джек. – Ты понимаешь, на что меня толкаешь, Себастьян?