Ослепительные дрозды (Черные яйца)

— О-о, писатель… Сейчас все пишут. Вот я бы написал — такого бы написал. Про свою жизнь — ого-го, сколько у меня было разного. Роман целый можно отгрохать. Круче любого детектива будет. У меня, ведь, тоже — и большие бабки были, и все такое… А теперь, знаешь, в магазине работаю, грузчик — так и хрен с ним. Мне понта не надо. А деньги тоже зарабатываю не жалуюсь. Халтура каждый день, наликом платят — а мне что? Ну, ты писатель, ты врубаешься… Как звать-то тебя, кстати? Меня — Славиком. Меня тут все знают. Так что, ежели что, писатель, огурчики, помидорчики — все ниже госцены — обращайся. Тебе, ведь, гостей принимать надо? Надо. Вот и приходи. Седьмой гастроном, ну, семерка, тут все знают. Спросишь Славика… Всегда поможем хорошему человеку…

— А откуда ты знаешь, что я хороший? Да, извини, Саша я. Огурцов фамилия.

— Так видно, что Саша Огурцов, — хмыкнул мужичок. — Ну, давай, Огурец, по пивку…

— А почему это видно, что я…

Лицо у мужика знакомое. Аж зло берет — настолько знакомое, явно, встречались раньше, но не вспомнить, где, когда…И — странная штука — точно где-то его видел — меняется это лицо. Очень привычно как-то меняется — вот оно опухшее, а вот — худое, строгое… И улыбается так… И про большие бабки он что-то…

— Васька? — неожиданно для себя спросил Огурцов понизив голос. — Леков? Ты, что ли? Ты же…

Лицо мужичка посерьезнело и стало совсем уже знакомым.

— Знаешь что, писатель Огурцов, — сказал он рассудительно. — Давай-ка я тебя сам в тачку посажу. А то тебя глючить начинает. Славик я, а не Васька. Славик. Я тебя в машину пристрою и езжай себе — Бог тебе судья. А за помидорчиками, ежели что — не забудь — седьмой гастроном. Улица Космонавтов. Во-он там.

— Погоди, мужик, погоди… Как тебя… Славик… Васька…

Сильные руки тащили Огурцова по мокрому снегу, перед его лицом мелькнул рукав нейлоновой куртки, скрипнули тормоза и через секунду он оказался в тесном, пахнущем бензином, салоне «Москвича».

— В центр ему, — услышал Огурцов знакомый голос. — Довези, шеф, это хороший человек.

— Ну и куда тебе, хороший человек? — спросил водитель.

— В «Россию», — машинально ответил Огурцов, пытаясь рассмотреть сквозь заляпанное снегом стекло удаляющегося Славика.

«Это он. Он. Леков. И походка его и все… Вот, сволочь-то. Скрылся от всех. Это в его стиле. Сколько раз так исчезал. А теперь дошел уже совсем смерть свою инсценировал. А на хрена? Может быть, и мне? Надоели все… Скучно. Может быть, взять, вот, как он — раз, и всю жизнь поменять. И вместо одной жизни две прожить. Полянский об этом говорил… Да, а что — как Александр Первый, если это, конечно, не туфта. Бросить все к черту и начать заново…».

— В «Россию»? — переспросил водитель.

— Да, — спохватился Огурцов. — И побыстрей, командир. Не обижу.

— Отсутствие метафор — это еще не признак плохой литературы. Литература хороша тем, что она — разная. И фирменный стиль Огурцова — стальной сюжет и вкусный текст. Книга, которую мы сегодня представляем, надеюсь, оправдает, уважаемые читатели, ваши ожидания. На мой, лично, взгляд, это, я, конечно, прошу прощения у уважаемого мною и всеми нашими сотрудниками, автора, большой шаг вперед. Она чрезвычайно необычна и насыщена… Впрочем, дорогие наши гости, вы сами сможете в этом убедиться, купив и прочитав новую работу Александра Огурцова.

Мария Николаевна Зуева, главный редактор издательства «Дронтъ» перевела дух и посмотрела в сторону Огурцова, который стоял за колонной. Со стороны могло показаться, что он потупился от врожденной или благоприобретенной скромности, но, на самом деле, у основания престола его души в смертельную битву вступили пиво и коньяк — две вещи несовместные, ян и инь, лед и пламень, вода и камень.

Огурцов шагнул к микрофону.

— Пиво, — сказал он, — вторгается в коньяк словно орды северных варваров в цветущие виноградники юга…

Щелкнули сразу несколько фотоаппаратов и блеснули вспышками. Огурцов тут же вспотел.

— Я продолжу, — сказал он, пытаясь сосредоточиться и чувствуя, как рот его наполняется вязкой, с металлическим привкусом ржавчины, слюной. Опустив глаза долу, чтобы собраться с мыслями и не видеть перед собой толпы журналистов и читателей, собравшихся на презентацию его новой книги, он увидел перед собой несколько диктофонов.

«Раз они лежат, значит, это кому-нибудь нужно, — ни к селу ни к городу подумал он. — Пусть будет лучше хотя бы одному из них».

Он взял первый попавшийся под руку диктофон и поднес его к губам.

— Так я продолжу, — повторил Огурцов. — Хотя, на самом деле, говорить я не умею. Я не рассказчик. Все, что я хочу сказать…

Он говорил давно заученные фразы.

— Все, что я хочу сказать, я пишу. Такая у меня профессия…

Это была не первая его презентация и он знал уже, в каком месте монолога публика засмеется, когда начнут щелкать фотоаппараты, когда журналисты начнут задавать вопросы разной степени каверзности.

— Вот, Анатоль Франс, — в третий, за последние два года, выдавил из себя Огурцов. — При всей искрометности…