Ослепительные дрозды (Черные яйца)

— Да ни в жисть! Ты чего, Маркиза? Давно ли ты так стала — «Вы, питерские»? Пойдем в кабак, а то… Или в номер возьмем…

— Лучше в номер.

— Да, я тоже думаю — лучше в номер. А то достало меня по клубам… По кабакам… Во «Флажолете» этом — представляешь? Ничего съесть не мог. Только пил. Разве это дело?

— А чего пил-то и не ел? Там же кухня клевая.

— Музыку слушал, говорю тебе.

Новая волна перегара спереди, новый взрыв кашля. Огурцов подумал, что букет старика «Хеннеси» с его тонким ароматом никогда не победит, не переломит бодрого, вульгарного, витального запаха крепкого дешевого портвейна. Это все равно что с опусом Куперена выйти супротив «Металлики».

— Ты знаешь, — заговорил Огурцов. — Я там такое видел… Таких ребят… Они играют… ну, как звери просто. В хорошем смысле. Не скажу — как Боги, но рокеры настоящие. Мы все обломались. Ты вот для попсы рисуешь, я дюдики пишу… Мы сломались. Мы же это все начинали, мы хотели побить эту стену. И сами стали кирпичами. В той же стене. Навозом легли в навозную кучу. А они… Им все по фигу. Они так чешут, давно такого не слышал. Я, знаешь, уже и дома музыку почти перестал слушать. А эти парни — они меня просто перевернули. Вот, Леков, не дожил, собака, он-то умел, он мог, но — все в бухло ушло. Все! Что бы он им сказал, этим ребятам? Что портвейн для человека больше значит, чем музыка? Понтанулся бы просто… И все. А они пашут. А мы что играли? Русский рок? Так они знаешь как его называют? Говнорок. И правильно. Так и нужно… А с Лековым… ты знаешь, мы дружили с ним. Насколько вообще было возможно с ним дружить. И о мертвых плохо не говорят, да. Но меня все равно зло берет. Человеку было дано такое, такое, чего даже у этих ребят молодых нет. А он… А, что говорить. Пошли, выходим. Тачку возьмем до «России».

Троллейбус забился в очередном пароксизме осознания работы, как необходимого зла и приступил к торможению. Дело это было для него не простое. Заскрипев всеми своими железными членами, затрясшись от отвращения к обязательному графику он начал замедлять ход дергаясь и даже, кажется, потея.

Огурец встал, его качнуло и он снова рухнул на сиденье рядом с Маркизой.

— Козлы дешевые! — раздался за его спиной сиплый пропитой голос. Козлы вонючие!

— Чего? — успел спросить Огурцов, но тут его прошила очередь такого четкого, отборного, крепкого как фасоль мата, что говорить дальше он уже не мог. Только слушал со злобой, постепенно переходящей в восхищение.

… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …понял, мудила грешный? В «Россию» ползете, плесень?

* * *

— Ешкин корень! — вдруг прошептала Маркиза. — Не может быть!..

— Ты чего? — не понял Огурец. И осекся.

Маркиза открыв рот смотрела на гегемона.

Огурец снова хотел вскочить, но ему не дали. Грязная лапа с силой надавила на плечо.

— Сами значит жрать… — В сиплом голосе слышалась ирония вперемешку с издевкой.

Огурец вырвался из под лапы. Вскочил. Повернулся и…

Пролетарий был небрит и грязен. Одетый в дешевую китайскую нейлоновую куртку. Лысый. Землистого цвета отечным лицом и мешками под глазами.

— Васька… — не проговорила — выдохнула Маркиза.

— Хераська, — осклабился гегемон, обнажив остатки зубов. — Вы куда без меня, твари дешевые собрались? Пить?

И вдруг испитая харя на глазах начала меняться, трансформироваться, проходя через множество образов, знакомых и незнакомых, пока не утвердилась в неповторимо наглой роже Васьки Лекова. Такой, какой она у него всегда делалась при волшебных звуках слова «пить».

— Так тебя же убили? — растерянно протянул Огурец. — Слушай, а ты так на Славика похож…

— На какого еще Славика? А, на грузчика этого… Да ладно вам.

— Да ты же мертв, — уверенно сказала Маркиза. — Что ты нам тут мозги паришь?! Я таких глюков на своем веку перевидала…

— Да? — изумленно воззрился на свои стоптанные ботинки Леков. — Оч-чень может быть. Москва такой город. — Он сделал рукой неопределенный жест. Опасный! Тут каждый день кого-то убивают. Так что ничего удивительного. Так пить-то поедем? Или про козлов сопливых будем лясы точить? У вас чего пить?

— Погоди, — Огурец сделал движение рукой, будто стараясь отмахнуться от невероятного видения. — Ты чего поделываешь-то?

Спросил первое, что пришло на ум.

Леков громко рыгнул.

— Живу. — Он сгреб Огурца и Маркизу за шеи И, пригнув их головы к своей, просипел, обдавая их перегаром: — Давно живу. Все вас уродов поджидая. Так мы едем в деревню Большие Бабки?

— Пошел ты НА… — разом, не сговариваясь, ответили Маркиза и Огурец.

* * *