Ослепительный нож

Времени на раздумье отпущено не было. Те, что ещё оставались в храме, во все глаза смотрели на них. Кто примет руку Анастасии Юрьевны, тот не враг ли Софье Витовтовне? Нынче же будет сказано во дворце, что впавшая в опалу строптивица уехала с княгиней Звенигородской.

На паперти окружили пречистенские соборные нищие. Боярышня и княгиня достали по два алтына ссыпными голыми деньгами, загодя припасёнными ради милостыни.

Подали глас преизмечтанные и преухищрённые часы с луною на башне великокняжеского дворца. Искусственный человек самозвонно, самодвижно и страннолепно пробил своим молоточком последний, четырнадцатый час дневного времени. Слушая дивный звон, Евфимия всякий раз вспоминала Лазаря Сербина, монаха горы Афонской, сотворившего такое чудо в начале века. Этому часомерью верили все. Чудо не могло солгать. И то сказать, часы стоили тридцать фунтов серебра!

Евфимия с тоской глянула на пресловутую карету-фонарь. До дому несколько раз шагнуть, а пришлось пойти на явную крайность. Анастасия повела её, как родную. Расфуфыренный охраныш распахнул дверцу.

Начинало смеркаться.

- Не вздыхай, милочка, - первой подала голос Анастасия Юрьевна. - Софьины тюрьмы страшны, да не про тебя.

Опять они проезжали житницы, под коими прячутся каменные мешки для великокняжеских супостатов.

- С чего, матушка-княгиня, молвила ты о тюрьмах? - удивилась Евфимия.

- От такой прегнуснодейной особы, что тебя у Пречистой с рундука согнала, можно ожидать всего, - зло заметила Юрьевна. - Не ведал Юрий Димитрич, мой благоверный супруг, какую злокозненную волчицу повезёт на Москву, когда во Пскове Софью встречал как великокняжескую невесту. - Судя по дрожанию голоса, княгиня распалялась от слова к слову. - Не грех и чёртову правду молвить, - взяла она Евфимию за руку, - выдалась наша нынешняя правительница не в матушку, мою тётку, а в свою бабку Бириту, что Витовтова отца Кейстутия околдовала где-то в неметчине, и тот женился на ней. Бирита-то была ведьма! Оттого и Витовт Кейстутьевич вышел этаким ведьмаком. Подступая к Смоленску, младенцев на жердях стремглав вешал…

- Как это стремглав? - перебила, ужаснувшись, Евфимия.

- Головою вниз, вот как. А взрослых давил меж брёвнами. Сколько бед причинил земле русской - память не выдержит. А зло родит только зло и род от роду приумножает…

Слушая княгинины филиппики в посыл Софье, боярышня Всеволожа невольно вспомнила рассказы отца, как дед Анастасии Святослав Смоленский в походе на Литву младенцев сажал на колья, взрослым выжигал глаза, тьмы пленников продавал татарам. А отец её Юрий запятнал себя таким злодеянием, от коего даже в сей суровый век люди дрогнули. Его, изгнанного Витовтом, не оставил единственный друг Симеон Мстиславич, князь Вяземский. Вместе делили бедствие. Сластолюбивый Юрий воспылал страстью к супруге князя прекрасной Иулиании. Но ни соблазн, ни коварство не помогли ему осквернить ложе добродетельной женщины. Тогда на пиру в своём доме Юрий убил несчастного Симеона. Мыслил воспользоваться ужасом Иулиании. Она не сробела. Метила насильнику ножом в горло, попала в руку. И любострастие уступило гневу. Догнав жертву во дворе, Юрий изрубил её в куски и велел бросить в реку. После, оставив жену с детьми, гонимый презрением Каин скитался в степях рязанских и той же осенью скончал жизнь. А ежели зло порождает зло, то к добру ли села Евфимия в карету княгини Звенигородской? И тут-то она опомнилась: с какой стати на их пути были житницы? Карета устремилась не к Чудовой площади, а, сделав крюк по Кремлю, - к Боровицким воротам. Вот уже и застенье. Колеса протарахтели по брёвнам моста над Неглинной. Кони мчат по Воздвиженке мимо купеческих теремов к Можайской дороге.

- Ты куда меня везёшь, матушка?

Княгиня не отпускала её руки.

- Забираю тебя от греха подальше. Уважая твоего батюшку, супротивника нашего в Орде, хочу сберечь его дочь от дворцовых козней. Лопоухие Мамоны не сберегут. Не обинуясь скажу: что у Пречистой внезапь случилось, вовсе и не внезапь. Есть мои пролагатаи в ближнем Софьином кругу. Донесли о её чёрном замысле извести тебя до приезда сына. Самовластица отводной клятвой подвигла твоего батюшку споспешествовать неправому делу.

- Какой такой отводной? - исподволь попыталась боярышня высвободить руку.

- Знаешь, как клянётся неверный? - ещё крепче сжала её пальцы Анастасия. - Говорит: «Лопни глаза!» А про себя добавляет: «Бараньи». Говорит: «Чтоб дня не прожить!» А про себя добавляет: «Собаке». Говорит: «Отсохни рукав!» А всем слышится «рука». Так- то!

- Однако до сего дня я от великой княгини ничего не видела, кроме чести, - попыталась боярышня защитить свою госпожу, соображая, что руку-то она вырвет, да из кареты не вырвется: кони несутся вскачь, двое охранышей движутся по бокам скок в скок.

- Люди таинственны, - между тем наставительно говорила Анастасия. - Овогда от них честь, а овогда от тех же бесчестье.

- Вороти меня домой, матушка-княгиня! - взмолилась как можно жалобнее Евфимия.