Ослепительный цвет будущего

Все казалось вполне знакомым и привычным до тех пор, пока я не спустилась в подвал, где пылилась целая гора картонных коробок – никто не прикасался к ним бог знает сколько.

Я спросила маму, что в них.

– Даже не знаю, что-то мои, еще что-то, наверное, твои. Может, твои старые домашние задания. Я не помню. Папиных вещей там точно нет – он всегда выкидывает все ненужное. А зачем спрашиваешь?

Соврать оказалось проще простого.

– Нужно найти кое-какие работы, которые мы делали чуть ли не в начальной школе. Это для проекта. Можно я там покопаюсь?

– Конечно, только там очень пыльно. Может, когда пойдешь туда, заодно пропылесосишь и уберешь?

– Окей. – Я сделала вид, что мне неохота, но на самом деле была рада, что появился повод провести в подвале больше времени. – Не проблема.

Коробок было бесконечно много, а внутри них все перемешано. Я медленно пробиралась сквозь этот беспорядок, переживая, что стоит мне ускориться – и я упущу что-нибудь важное. Там вперемешку лежали выписки из банков и страховых компаний, тесты по правописанию со времен начальной школы, сочинения и задания по обществоведению, старые открытки от папиных родителей, допотопные компьютерные детали. На всякий случай – если мама вдруг спросит – я вытащила несколько школьных работ, которые попались под руку.

В будние дни после обеда, пока мама занималась с учениками, мне в лучшем случае удавалось разобрать по полкоробки. Выходные были ужасно непродуктивными. Если я оставалась наверху, мама без конца пыталась поболтать. А в те дни, когда ее одолевали приступы тоски, дом словно сжимался, и мне казалось, будто меня кто-то душит.

Я приходила в дом Ренаров по субботам и воскресеньям и помогала Каро настраивать ее фотооборудование, чтобы она могла делать макроснимки капель воды и мордочек мертвых жуков. Когда нам это надоедало, мы садились играть в криббидж [11] с ее бабушкой и дедушкой.

Я уже сто лет нормально и по-человечески не разговаривала с Акселем. Даже мама cтала спрашивать, почему он не заходит, когда она готовит дамплинги с зеленым луком или вафли.

– Мам, у него теперь есть девушка, – рявкнула я. – У него есть занятия поинтересней.

Ее лицо на секунду вспыхнуло темно-бордовым оттенком обиды, а потом разгладилось.

– Понятно.

Первое утро зимних каникул принесло с собой знакомый стук в дверь – его ритм, словно в сонной неге, проплыл на второй этаж. Я лежала на животе и рисовала старинный фотоаппарат, который одолжила у Каро.

Я была уверена, что этот стук мне послышался. Все мои надежды, что он в конце концов прозвучит, теперь проявились в форме какого-то психоза. Пальцы со всей силы вдавили мелок в бумагу.

Затем точно такой же стук – уже в дверь моей спальни. Он прозвучал так резко, что от неожиданности я едва не вырвала страницу из скетчбука.

– Войдите? – Слово по-дурацки прозвучало в форме вопроса.

Дверь открылась; в проеме стоял Аксель в клетчатой рубашке лесного зеленого цвета. Волосы темные и волнистые, длиннее, чем когда-либо. Они красиво ниспадали, обрамляя его лицо. Несколько прядей упали на лоб, будто стрелки, нарочно пытающиеся привлечь мой взгляд к его глазам.

– Привет, Ли, – сказал он, будто за последние несколько месяцев не произошло ничего особенного.

Я уставилась на него.

– О, мне нравится розовый. – Он указал на прядь у меня в волосах. – Недавно покрасила?

Я собиралась ответить самым безмятежным тоном на свете. В итоге получилось: «Зачем ты пришел?»

Его губы скривились. Он попытался изобразить подобие улыбки.

– Мне больше нельзя заходить?

– Нет, можно, конечно. – Я села, пытаясь припомнить, что у меня на голове. Причесывалась ли я сегодня? Но потом решила, что мне плевать. – Похоже, твой мононуклеоз прошел. Передал его обратно Лианн, что ли?

Его лицо исказилось страданием.

– Мононуклеоз так не передается.

– А, – буркнула я, – ну мне-то откуда знать. Так как у нее дела, у Лианн? Или ты зовешь ее Ли?

Он открыл было рот, но потом закрыл и потупил взгляд. Когда он наконец заговорил, его голос звучал непривычно тихо:

– Я никогда бы ее так не назвал.

– Это для нее ты отращиваешь волосы?

Аксель выкашлял безрадостный смешок.

– Смеешься? Она терпеть их не могла, ей нравилась короткая стрижка. Я отращиваю волосы для себя.

– Не могла? В прошедшем времени?

– Я ее бросил, – сказал он, пожимая плечами. – На той неделе.

Одна часть меня чувствовала облегчение, но другая умирала от злости.

Я слезла с кровати и потянулась, распрямляя плечи и выгибая шею.

– Я вроде твой лучший друг.

Лицо Акселя посерело.

– Ли…

– Я не замена, и я не та, кого можно заменить

.

– Ты права, – сказал он.

– Так глупо, что мы перестали дружить только потому, что у тебя появилась девушка.

– Ты права.

В этот раз я все-таки его услышала.

– Что?

– Ты совершенно права, – повторил он. – Я был козлом. Я тебя оттолкнул. Наверное, я не хотел, чтобы ты видела меня таким, каким я был с Лианн.

Я не совсем поняла, что он имел в виду, но в то же время не была уверена, что хочу слышать продолжение.

– Так почему ты ее бросил? – спросила я.

– Не мог понять, что она за человек.

– Что это значит?