Читаем Ослепление полностью

Несколько уличных мальчишек, нанятых моим верным слугой, чтобы защищать повозку от нападения разъяренной толпы, убежали прочь, они дрожали от страха и с ревом разносили новость по городу. На улицах стоял дикий крик. Взбудораженные мужчины бросали работу. Женщины истерически плакали, школы извергали детей, тысячи людей стекались в толпы и требовали умертвить труп. Со времен революции 48-го года здесь не бывало такой сумятицы. Поднятые кулаки, проклятья, задыхающиеся улицы и скандирование хором: "Убейте труп! Убейте труп!" Я могу это понять. Толпа легкомысленна. Вообше-то я не люблю ее. Но с какой радостью я слился бы с нею тогда. Народ не понимает шуток. Месть его велика — дай ей надлежащий объект, и она поступит по справедливости. Сорвав с гроба крышку, увидели вместо настоящего трупа тошнотворный скелет. Тут волнение унялось. Скелету нельзя уже причинить вреда, толпа рассеялась. Только одна собака, принадлежавшая мяснику, не отставала. Она искала мяса, но не находила его. От злости она свалила гроб наземь и разорвала синюю юбку в клочки. Их она сожрала, безжалостно, все без остатка. Вот почему юбки больше не существует. Искать ее вам незачем. Чтобы облегчить вам работу, я сообщаю все эти подробности. Искать останки вам следует на мусорной свалке за городом. Кости, жалкие кости; сомневаюсь, что их еще можно отличить от других отбросов. Может быть, вам повезет. Такому чудовищу не подобает честное погребение. Поскольку она теперь надежно мертва, я не стану ругать ее. Синяя опасность устранена. Только дураки боялись желтой опасности. Китай — это всем странам страна, самая святая из стран. Поверьте смерти! С самой юности я сомневаюсь в существовании душ. Учение о перевоплощении душ я считаю наглостью и готов сказать это в лицо любому индусу. Когда ее нашли на полу у письменного стола, она представляла собой скелет, а не душу…

Кин управляет своей речью. Мысли его нет-нет да сбиваются на науку. Он к ней опять совсем близок, как страстно хочется ему распространяться о ней! Она — его родина. Однако он каждый раз одергивает себя… Удовольствия — позднее, говорит он себе, когда вернешься домой, ждут книги, ждут статьи, ты потерял много времени. Его воля поворачивает все дороги назад — к полу перед письменным столом. При виде стола его лицо проясняется, он улыбается покойнице, она — образ, не видение. Он любовно задерживается на ней. Подробности, связанные с живыми, он плохо запоминает, его память работает, только когда перед ним книги. А то бы он с удовольствием описал ее подробно. Ее смерть — дело не обыденное. Это — событие. Это — окончательное освобождение затравленного человечества. Постепенно Кин начинает удивляться своей ненависти. Тереза не стоит ее. Как можно ненавидеть жалкий костяк? Она погибла быстро. Только запах, приставший к книгам, мешает ему. Надо приносить жертвы. Он сумеет удалить этот запах.

Полицейские давно потеряли терпение. Только из уважения к своему коменданту они еще слушают; а тому трудно вернуться к трезвости этого допроса. Когда победа уже в его привычных руках, проза ему не по вкусу. Сейчас ему хочется порыться в новых галстуках, — это сплошь образцы, с гарантией — чистый шелк, — и выбрать себе самый красивый, ибо у него есть вкус. Во всех магазинах знают его. Он способен перебирать галстуки часами, он умеет примерить галстук, не измяв его. Поэтому каждый доверяет ему товар. Некоторые присылают ему образцы на дом. Этого он тоже не любит. Он мог бы целый день стоять в магазине и беседовать с приказчиками. Когда он приходит, они не обращают внимания на покупателей. Его профессия дарит интересные истории, которые он и рассказывает. Такие вещи люди всегда слушают с удовольствием. Да, времени у него в обрез; а то бы он на этом свихнулся. Завтра он пойдет погулять. Жаль, что сегодня не завтра. Слушать ему полагается при каждом допросе. Он не делает этого из принципа, потому что уже все знает. Злоумышленника он уличил, его, коменданта, никто не проведет. Его нервы расшатаны, это из-за долгой службы. Притом он еще может быть доволен. Он все же чего-то добился и предвкушает новый галстук.

Привратник прислушивается. В господине профессоре он не ошибся. Тот говорит, чего он стоит. Никакой он не слуга. Верный, это правда, и собрать жильцов ему ничего не стоит, если он пожелает, они из всех квартир прибегут. Он может рявкнуть так, что его весь город услышит. Страха он не знает, потому что он из полиции. Он любую квартиру взломает. Нет замка, который его задержал бы, потому что он вышибает дверь одним кулаком. Подошвы он бережет, пинать дверь ему незачем. Другие сразу давай ножищами. У него сила есть везде, где он пожелает.

Тереза держится поблизости от Кина. Она с трудом проглатывает его слова. Под юбкой она то одной, то другой ногой описывает круги, не трогаясь с места.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука