Ослепление

— Ну, доложу я, капитал принадлежит мне. Втайне он ждал этого ответа. Она была и осталась невоспитанным, невежественным человеком. Он уступил настолько, насколько то позволяло его достоинство его замыслам:

— Никто этого не отрицает. Привратник нам нужен. Он должен сейчас же сходить в несколько мест.

— Жаль денежек. Он получит целое состояние.

— Не волнуйся! Миллион нам обеспечен!

В Терезе проснулась недоверчивость. Он опять хочет что-то у нее выторговать. Две тысячи шиллингов она уже приплатила.

— А 265 000? — сказала она, задерживаясь на каждой цифре и выразительно глядя на него.

Сейчас надо было завоевать ее быстро и окончательно.

— Эти двести шестьдесят пять тысяч принадлежат тебе одной.

На свое худое лицо он натянул маску жирного покровителя, он делал ей подарок, заранее и с удовольствием принимая ее благодарность.

Тереза вспотела.

— Все принадлежит мне!

Почему она все время это подчеркивает? Он облек свое нетерпение в официальную фразу:

— Я уже один раз заявил, что никто не отвергает твоих притязаний. Речь сейчас не о том.

— Ну, доложу я, это я и сама знаю. Записано черным по белому, никуда не денешься.

— Дело с наследством мы должны уладить сообща.

— При чем тут муж?

— Я торжественно предлагаю тебе свою помощь.

— Попрошайничать может любой. Сперва выторговывать, потом попрошайничать, так не годится!

— Боюсь только, что тебя обделят.

— Прикидываемся святым?

— При миллионных наследствах обычно всплывают вдруг мнимые родственники.

— Кроме мужа, никого нет.

— Ни жены? Ни детей?

— Ну, доложу я, что за шутки?

— Неслыханное везение!

Везение? Тереза снова была озадачена. Человек отдает свои деньги еще до того, как он умер. Какое же тут везение. Как только он заговорил, она безошибочно почувствовала, что он хочет ее обмануть. Стоглавым цербером стерегла она его слова. Она старалась отвечать резко и недвусмысленно. А то вдруг брякнешь что-нибудь — и вот уже у тебя петля на шее. Ведь он все читал. Он был для нее одновременно противной стороной на процессе и адвокатом противника. При защите своей молодой собственности она развила силы, которых устрашилась сама. Она вдруг умудрилась представить себя на месте другого человека. Она чувствовала, что его завещание для него никакое не везенье. Она почуяла за этими словами какую-то новенькую ловушку. Он что-то прятал от нее. Что люди прячут? Имущество. У него было больше, чем он отдавал. Третий упущенный нуль обжег ей ладонь. Она вскинула руку вверх, как от внезапной боли. Ей хотелось броситься к письменному столу, достать завещание и сильным шлепком припечатать этот нуль к его месту. Но она знала, какая тут ставка, и держала себя в руках. Все это — от великой скромности. Почему она была такая глупая? Скромность — это глупость. Теперь она опять поумнела. Она должна это выведать. Где он спрятал остаток? Она так спросит его, что он ничего и не заметит. Давно знакомая улыбка, широкая и злая, появилась на ее лице.

— А что будет с остатком?

Она взобралась на вершину своей хитрости. Она не спросила, где спрятан остаток. Ведь на это он ничего не ответил бы. Она хотела, чтобы он сперва признал, что этот остаток есть.

Кин посмотрел на нее с благодарностью и любовью. Ее сопротивление было лишь видимостью. Так, собственно, он все время и полагал. Он нашел это просто прелестным с ее стороны, что миллион, главную часть, она назвала остатком. Видимо, такой переход от грубости к любви характерен для людей ее пошиба. Он представил себе, как ей не терпелось признаться в своей преданности и как она медлила с этим признанием, чтобы усилить эффект. Она была неуклюжа, но женщина она верная. Он начал понимать ее лучше, чем прежде. Жаль, что она так стара, человека из нее уже не сделать, поздно. Но таких капризов, какие он видел, ей позволять больше нельзя. С этого начинается всякое воспитание. Благодарность, относившаяся к ней, и любовь, относившаяся к книгам, исчезли с его лица. Он принял строгий вид и проворчал, словно обидевшись:

— На остаток я увеличу свою библиотеку. Тереза испуганно и торжествующе встрепенулась. С двумя ловушками она покончила одним махом. Его библиотека! Когда у нее в кармане опись! Значит, остаток действительно есть. Он же сам сказал. Она не знала, на что направить свой отпор в первую очередь. Рука, непроизвольно легшая на карман, решила дело.

— Книги принадлежат мне!

— Что?

— Три комнаты принадлежат жене, одна — собственность мужа.

— Речь идет сейчас о восьми комнатах. Прибавятся еще четыре — я имею в виду смежную квартиру. Мне нужно место для библиотеки Зильцингера. В ней одной больше двадцати двух тысяч томов.

— А где возьмет муж деньги на это? Опять. Ему надоели эти намеки.

— Из твоего наследства. Незачем больше говорить об этом.

— Так не пойдет.

— Что не пойдет?

— Наследство принадлежит мне.

— Но распоряжаюсь им я.

— Сначала муж пусть умрет, потом пусть распоряжается.

— Что это значит?

— У меня ничего не выторгуешь!

Что это, что это? Не взять ли уже самый строгий тон? Восьмикомнатный дворец, которого он не выпускал из виду, дал ему последнюю толику терпения.

— Речь идет о наших общих интересах.