Ослепленная правдой

Но вот стихли мало-помалу протестующие голоса, и некто из соседней палаты возник в  дверях с вопросом, не осталось ли какой еды, и ответивший ему таксист выразился так: Ни  крошки, а помощник провизора, которого мы в дальнейшем для краткости будем звать просто  аптекарем, решил доброжелательным участием сгладить лаконический негатив ответа и  добавил: Может быть, еще привезут. Не привезли. Настала ночь. Извне не поступало ни еды, ни  звуков. За стеной сначала раздавались крики, потом все стихло, если кто там и плакал, то -  тихонько, неслышно. Жена доктора пошла проведать раненого: Это я, сказала она и осторожно  приподняла одеяло. Нога, равномерно вздутая отеком от колена до паха, выглядела пугающе, а  сама рана, черный кружок в полиловевшей корке засохшей крови по краям, сильно увеличилась  в размерах, как будто ткани распирало изнутри. От нее исходило сладковатое злововоние. Как  вы, спросила жена доктора. Спасибо, что пришли. Как вы чувствуете себя. Плохо. Болит. И да,  и нет. То есть. Ну, не знаю, как сказать, больно, однако нога как чужая, как будто уже  отделилась от меня, говорю же, это трудно объяснить, странное такое ощущение, словно лежу  здесь и смотрю, как она болит. Это потому что жар у вас. Может, и так. Постарайтесь уснуть.  Она положила ему руку на лоб, потом повела было ее обратно, но не успела даже вымолвить:  Покойной ночи, как раненый, перехватив, дернул на себя, так что лица оказались вровень. Я  знаю, вы видите, сказал он чуть слышно. Вздрогнув от неожиданности, она забормотала в  ответ: Вы ошибаетесь, с чего вы взяли, что это вам в голову пришло, я вижу ровно столько же,  сколько и все, кто здесь есть. Не старайтесь меня обмануть, я знаю, что вы видите, но не  бойтесь, никому не скажу. Спите, спите. Не верите мне. Верю. Потому что я жулик. Сказала же,  верю. Тогда почему не хотите сказать правду. Завтра поговорим, а сейчас спите. Ну да, а будет  оно, завтра. Мы не должны думать о плохом. Я должен думать, иначе за меня будет думать  лихорадка. Жена доктора вернулась к себе, прошептала мужу на ухо: На рану смотреть  страшно, наверно, это гангрена. Едва ли, слишком уж быстро. Так или иначе, ему очень плохо.  А нам, спросил доктор, намеренно повысив голос, мы мало того что слепые, так еще и связаны  по рукам и ногам. С четырнадцатой в левом ряду койки донесся ответ: Меня, доктор, никто не  свяжет.