Ослик Гуат

— Иностранок, — говорила Гуату красавица, — он обвязывает их веревкой, а потом берет в охапку и переносит через снежные ноля.

Соленая вода снова начинала капать из ее голубых глаз, и она вздыхала: «Ах, Иогелли, ах, Иогелли…»

Но Иогелли исчез, оставил свои восемь коров на попечение девице Батценмюллер, а сам затерялся не то в Берне, не то в Бернских Альпах.

— Ах, Гуат, знаешь ли ты, что это такое — любить Иогелли?

Гуат грустно заревел. Ему ли не знать, если в такие вот номера он не получал от заплаканной хозяйки своих любимых хлебных корок, ведь от огорчения бедняжка даже не ужинала.

И вдруг в один прекрасный день Иогелли вернулся. Пришел на пастбище, как обычно приходят крестьяне из Умдермлоакена, остановил Кати и Анну и поинтересовался, как тут поживают его коровы. Потом спокойно, будто разговаривал с торговцем скотиной, обратился к красавице Батценмюллер:

— Хочу вот повыгоднее своих коров продать, уезжаю я из этих проклятых краев!

Они стояли друг против друга, и он вглядывался в ее заплаканные глаза.

— Поступай как знаешь, Иогелли!

— К чему мне эти коровы, — Иогелли с трудом сдерживал негодование, — всех продам и никаких тебе хлопот. Открою за горами трактир и буду туристов обирать.

— Как хочешь, Иогелли!

— Вот-вот, чего тут думать, так и сделаю. И никто мне не указ, — раздраженно выкрикивал Иогелли, — не у кого мне разрешения спрашивать!

«Чего это он тут разорался? — недоумевал ослик Гуат, приближаясь к Иогелли с тыла. — Сейчас мы его как погоним! Пусть только попробует взять ее за руку».

— Собачья в здешних местах жизнь. Ей-богу, есть на свете и другие края, получше этих, и уж если там кого и пырнут ножом из-за голубых глазок и скажут «а ну проваливай», то будьте уверены, эта голубоглазая не назовет человека бабой. Так-то вот. А теперь прощай!

И видит Гуат, что Иогелли подает красавице Батценмюллер руку.

«Ну, — решает он, — пора лягаться, а уж потом как погоним мы его вдвоем…»

И, развернувшись, с такой силой наносит Иогелли удар пониже спины, что тот с размаху падает красавице в объятья.

Когда же ослик оборачивается, чтобы прицелиться еще раз, то оторопело застывает на месте, потому что Иогелли обнимает хозяйку, а она — его, и Иогелли больше уже не кричит.

Коровы мелодично позвякивают колокольцами, а ослик Гуат отходит прочь, задумчиво вертит ушастой головой, изредка прядет ушами и, оглядываясь назад, недоумевает, отчего это Иогелли говорит хозяйке, что коров он продавать не станет и ни за какие горы не уедет, пусть она не беспокоится.

«Ну и болван же этот Иогелли, — думает ослик, — ведь как раз сегодня придут покупатели, так удачно можно было бы коров продать…»

И свое глубокое неудовольствие всей этой историей он выражает сердитым ревом, а многоголосое эхо вторит ему, отражаясь от скалистых утесов под заснеженным Дроалишпицем.

---

Jaroslav Hašek. Oslík Guat (1909).

В книге: Собрание сочинений в 6-томах. Том 2. М.: Художественная литература, 1983.

Перевод Т. Чеботаревой

Первая публикация: «Свет звиржат», 15 июня 1909 г.[1]