Ослик Иисуса Христа

«Подкинул и был таков», – добавила Додж (но и в этом случае, если директор попадётся, ему не позавидуешь). В последнем случае налицо подрывная деятельность. Директора Ex Libris могли бы счесть пособником Запада и арестовать. Арестовать, а если он не откупится, то и в тюрьму посадить.

И что он так озаботился этим директором? Ну пожурят единоросса, дадут год или два (и то условно), Ослику-то что?

А вот что. Судя по ситуации, мог пострадать невиновный. «Директора, может, и надо судить, – рассуждал Генри, – но не за книгу (подкинутую кем-то книгу «писателя-экстремиста»). Если уж и судить директора, то за другое. Будучи единороссом (или только сотрудничая с единороссами – не велика разница), директор не мог не знать, что является частью репрессивной машины». Хочешь не хочешь, а вместе с тысячами других негодяев он способствовал нарушению прав человека и, прежде всего, права на свободомыслие.

Ослик прекрасно помнил, как вначале десятых русские издательства одно за другим отказывались печатать доклады Бориса Немцова о преступном правлении Путина, а ведь никто, никто из директоров не получал специальных распоряжений на этот счёт. Даже намёка не требовалось – все и так всё знали (иначе какой же ты директор?).

Что касается и вовсе безвестных диссидентов вроде Джони Фарагута – об их публикации в РФ не могло быть и речи. За деньги ещё куда ни шло, но никакой рекламы, а зачастую и без выходных данных – чистый самиздат. Вот книжки и подкидывали куда ни попадя: на подоконники Ex Libris, в туалеты «Япоши» или по клубам вроде закрытого ныне Bilingua.

– Ну и чего ты ждёшь? – спросила Додж, оглядевшись и кивнув на подоконник со «Сломанным светофором».

Нет, не зря он любил её. Эльвира была – что надо (!): предельно честная и в меру практичная «лесбиянка». Ослик не мешкая схватил книжку и сунул её в карман.

Возвращаясь же к его исходному вопросу: а стоило ли оно того (диссертация, дурдом и бегство из страны)? – Генри мог точно ответить: «Да». Оно того стоило. Во всяком случае, Ослику не придётся кусать локти и кланяться Господу – будь то Иисус Христос, языческий бог или пусть бы даже Будда с Аллахом («Аллах бах-бах» – надпись в автобусе). Эля взяла его за руку, трепетно улыбнулась и потащила на улицу.

На Мясницкой он словил ей такси и они распрощались. Спустя час Эльвира прислала SMS, где призналась, что, повстречав Ослика, она будто завидела мышь с сухариком. «Странное дело, – писала она, – ты прост, как две копейки (прости), и это вдохновляет». – «Ничего, – ответил Генри, – мне и самому приятно. Словно попал в кино – с тобою же в главной роли. Пошли титры, но завтра фильм покажут снова. Пока».

Назавтра и в самом деле «фильм показали» снова. Так что Ослик угадал. Додж приехала к нему на Солянку и они всё воскресенье прозанимались любовью в его квартире под крышей с видом на кинотеатр «Иллюзион».

Кинотеатр «Иллюзион»

«Жить иллюзиями приятно, – записал днём позже Ослик в своём ноутбуке. Стоял Сочельник. – Иллюзии придают вдохновения и как следствие – физических сил».

Рассказ не рассказ, но хоть что-то. На улицу выходить не хотелось: в рабочий день полно народу, на улице суетно, лучше переждать. Или хотя бы дождаться вечера. Вечером он сгруппирует мысли (подобно Собаке Софи), глядишь, что и получится. Так и вышло: он то скучал, то вдруг кидался за карандашом и лихорадочно трясся над клочками бумаги.

По сюжету, московский дворник Олдос Луазье метёт улицу неподалёку от кинотеатра «Иллюзион». День метёт, два метёт, месяц метёт, а спустя год или сколько-то там (неважно) вдруг понимает, что устал и вообще потерял всякий интерес к своей профессии. Что толку? – рассуждает Олдос: он метёт, но мусор как был, так и есть. Более того, мусора становилось всё больше. Летом ещё куда ни шло, зимой же – беда. Лютая стужа, его метла едва справлялась, он повторялся, но повторение лишь угнетало, и Олдос не находил ни оптимизма, ни предпосылок к нему.

Как видим, в своём рассказе Ослик напрямую обращается к идее повторяемости, но, к счастью, идёт и дальше.

«Для человека, уставшего от повторения одного и того же, – пишет он, – категорически важно иметь в себе некоторую функцию рекурсии. Достигнув порога цикличности, разочарованный человек мог бы включить такую функцию (обязательно включит – было бы желание), и с этого момента двигаться по несколько иному пути своего алгоритма».

Вот и Олдос – зайдя однажды погреться в кинотеатр «Иллюзион», он вдруг обнаружил, что достаточно повторился и теперь будто играл со своим отражением. Для Олдоса, таким образом, наступил период рекурсивного анализа.