Ослиная порода

Дома, вытащив меня из красивой белой коляски, поменяв пеленки и сетуя, что девчонка досталась наверняка не ангельской породы, мама укладывала меня в деревянную кроватку и подвешивала над ней игрушки на веревочке. Яркие бубенчики, колесики, погремушки были куплены в магазине для новорожденных. Они естественно смещались в середину веревки, и я, спеленатая по рукам и ногам, как и учили в советские времена, разглядывала их до тех пор, пока не засыпала.

Так продолжалось некоторое время, пока однажды не пришли к нам гости.

– Да она у тебя косая как заяц! – ахнули они.

– Ничего подобного! – возразила мама. – Врач сказал, все в норме!

Но, заглянув в мои глаза, которые смотрели в одну точку – на кончик носа, мама схватилась за голову. Оказалось, это из-за игрушек, постоянно свисающих гирляндой над кроваткой. Игрушки убрали. И, как гневно я ни хныкала, назад не вернули. Работа глаз постепенно восстановилась, и они перестали косить.

Но следом произошел еще более забавный случай, который едва не довел матушку до сердечного приступа: я заснула с яркими, словно синие сапфиры, глазами, а проснулась с карими.

Мама долго меня трясла, пытаясь таким образом восстановить первоначальный цвет глаз, а потом оставила в покое, села на стул и горько заплакала.

Из синеглазой розовощекой принцессы я стала самой обыкновенной девочкой с карими глазами.

Бабайка

Нить жизни, вплетенную в ткань моего времени, я начала ощущать с полутора лет.

Помню, как лежала в деревянной кроватке, похожей на клетку для хищника. Из такой кроватки нельзя было выбраться, а кричать – бесполезно: дома практически никогда никого не было. Зато при мне всегда находилась персональная нянька – кошка Ксюша. Едва я начинала плакать, не найдя бутылочку с жидкой манной кашей, кошка подходила к кроватке, и, встав на задние лапки, просовывала переднюю лапку сквозь деревянные прутья, и ласково гладила меня по лицу, тщательно пряча когти. Под громкое кошачье урчание я затихала, рассматривая стены и потолок. Потолок у мамы всегда был чистый, свежевыбеленный. Вглядываясь в него часами, я иногда замечала удивительный прозрачный шар, летающий по воздуху. Шар был похож на огромный светло-сиреневый глаз с ослепительным золотом внутри. Признаюсь, меня светящийся шар радовал, и я следила за его полетом, лежа в пеленках с веселыми зайчиками и тигрятами.

Мама, наклоняясь над моей кроваткой, иногда говорила:

– Если человек поверит в себя, ему доступны чудеса! – и смеялась.

Потом появилась бабушка. Бабушка Галя приехала издалека, чтобы помогать меня нянчить, ибо маме нужно было работать. Таким образом, она стала помощницей кошке Ксюше.

Однажды, когда мне исполнилось два года, бабушка качала меня на руках и беседовала с соседкой, седой старушкой в цветастом платке. Я видела рыжие волосы и большие зеленые глаза бабушки Гали. Лежать спокойно не получалось, мне все время хотелось вертеться и скакать.

– Будешь баловаться, – сказала бабушка, когда я задрыгала ногами, – придет бабайка и унесет тебя в подземные пещеры!

Этим непонятным существом в СССР часто пугали детей. Кто такой бабайка, никто не знал, но считалось, что это коварный злой дух вроде лешего.

Услышав незнакомое имя впервые в жизни, я почувствовала страх и зажмурилась. Передо мной возникло из воздуха нечто черное, похожее на баранью шапку пастуха, и начало окутывать меня. Оно не имело четкой формы, но диковинные темные щупальца, вроде тех что бывают у осьминога, потянулись ко мне.

Я в ужасе закричала:

– Мама!

– Зачем пугаешь ребенка? – спросила соседка бабушку. – Вдруг она его видит?!

Бабушка Галя перекрестила меня, пробормотав молитву, и черная косматая туча, изогнувшись в воздухе, растаяла.

Так я поняла, что существуют не только люди, но и еще кто-то непонятный – совсем рядом с нами.

Ослик, которого путали с «остатками»

Я была непослушным ребенком, и маме со мной приходилось трудно. Именно поэтому существовали временные интервалы, когда она причисляла меня ко второй породе детей.

«Вот от чертей остатки!» – горестно вскрикивала мама каждый раз, когда я пыталась дернуть за хвост кошку, доверчиво подошедшую ко мне, или «отдавала обратно» свой только что съеденный завтрак.

А если кто-нибудь из соседей или родственников говорил, пораженный моим внешним видом: «Да это же ангел!» – мама приходила в негодование и начинала подробный рассказ про породу, которая ко мне подселилась.

«Кусается! Представляете, кусается! А хотела шлепнуть – так сама ударилась об шкаф! Как думаете, кто это?!» – и заговоривший человек быстренько ретировался восвояси.

Демонические проделки действительно занимали меня. Странное дело – никто ведь не учит ребенка врать. Или воровать. Никто не говорит ему: «Раздави муравья!» В детях самих скрыта непреодолимая жестокость познания. Так было и в моем случае. Впервые разбив вазу в два с половиной года, я замотала головой и забубнила: «Нет! Не я!», – и досталось пушистой добродушной кошке Ксюше.