Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы)

Говорят, что бог никогда не дает человеку полного счастья. Подобно мясникам на рынке, норовящим к любому куску мяса подложить довесок, бог добавляет к счастью какое-нибудь несчастье. Вот, например, Пайя Шотрич, дамский портной, как будто и не мог бы пожаловаться на свою судьбу: его мастерская работала хорошо, всё остальное тоже было в порядке. Он не шил роскошных туалетов важным дамам, которые много требуют и плохо платят; он переделывал старые дамские пальто, подшивал новые подкладки, лицевал, укорачивал рукава, кроил блузки, удлинял или укорачивал юбки; впрочем, иногда случалось ему сшить и новый костюм какой-нибудь бедной чиновнице или горничной. Так что работы у него всегда было столько, сколько нужно для себя и для семьи. В общем, у Пайи все обстояло благополучно, однако и у этого благополучия, оказывается, был довесок - его брак.

Он познакомился со своей женой Спасэнией, когда кроил ей платье. То ли он тогда плохо снял мерку, и брак стал ему теперь тесен, или позднее что-то изменилось, - неизвестно; ясно лишь то, что их семейная жизнь скрипит, словно немазаная телега. Да и как может быть иначе, если поглядеть на них и сравнить. Он сухой, прозрачный, кроткий, как и подобает людям его профессии, а Спасэния мужеподобна, очень похожа на жандармского фельдфебеля, переодетого в женское платье. Прости ее бог, но она и в доме вела себя, как настоящий фельдфебель, считая мужа в семейной жизни обычным рядовым, одним из тех, кого ставят на левый фланг.

Не сходились они и во вкусах. Пайя, например, всегда ценил "линию", между тем как Спасэния ценила соседа, мясника Марко; дело часто доходило до объяснений между супругами, причем Спасэния пускала в ход не только кухонную посуду, но также весь инструмент Пайиной мастерской.

Терпеливый - ведь женские портные терпеливы уже по своему призванию, Пайя все перенес бы, но единственно, чего он не мог вынести, это постоянного пренебрежительного отношения к его личности. Спасэния унижала Пайю так, словно перед ней был его подмастерье. Едва только он пытался открыть рот и возразить, как она кричала ему: "Молчи, твое дело слушать, а не говорить!" Сколько ни пытался он завоевать положение в доме, его жестоко высмеивали. Однажды он даже воскликнул:

- Ей-богу, Спасэния, ты заставишь меня отказаться от мастерской, выбросить утюг на улицу и уйти в гайдуки!

- Ох, пентюх! - расхохоталась она. - Тебе идти в гайдуки? Разве что и я пойду в горы стирать твое белье!

При таких обстоятельствах стоит ли удивляться, что Пайя Шотрич, дамский портной, напал однажды на поразительную мысль и, не долго думая, ухватился за нее. Он прочитал в газете, что государственный палач, приводящий в исполнение смертные приговоры, умер и на вакантное место объявлен конкурс. Никакой особой квалификации не требуется. Не требуется, скажем, аттестата зрелости или знания иностранного языка; кандидат не обязан также уметь играть на каком-нибудь музыкальном инструменте.

Прочитав сообщение в газете, Пайя тотчас решил принять участие в этом конкурсе. У него не было никакой особой квалификации, впрочем, конкурс этого и не требовал. Одно лишь говорило против него: дамский портной из всех смертоносных орудий умел пользоваться только иголкой. А потому он мог быть уверен, что его не изберут, и это его вполне устраивало. Пайя и не думал быть избранным, ему хотелось только, чтобы о нем напечатали в газетах и об этом услышал Марко-мясник, чтобы об этом узнала его жена, в чьих глазах он вдруг приобрел бы авторитет. Не шутка быть человеком, у которого хватает характера стать палачом.

"Ох, Пайя, неужели у тебя в самом деле хватит характера убивать людей?" - подумал он и представил себе, как вскрикнет Спасэния и тут же увидит, что Марко-мясник действительно создан без линии.

Эта мысль так увлекла Пайю, что он немедленно пошел в писчебумажный магазин, купил лист бумаги и написал прошение, в котором особо подчеркнул род своих занятий - "дамский портной", - это бросится в глаза тем, кто станет решать его дело, и ему откажут. Он отнес письмо на почту и не без волнения отправил его заказным. Возвращаясь домой, он с некоторым страхом и тревогой спросил себя:

- А вдруг меня все же изберут?

Эта мысль - "а вдруг меня все же изберут?" - начала его страшно мучить и терзать, не давая ему покоя даже ночью. В первую ночь после отправки письма ему приснилась виселица, и стоял под нею в качестве осужденного Марко-мясник собственной персоной; но едва он собрался свернуть ему шею, как откуда-то налетела Спасэния и стала колоть его, палача, иглой, которой обшивают матрацы. На следующую ночь он снова видел Марко около виселицы, но на этот раз Марко ему сказал: "Тебе ли, тряпка, быть палачом; ступай в свою мастерскую юбки гладить!" Подобные сны он видел теперь каждую ночь.