Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–XX вв.

Совещательным советам султана, рассматривающим такие вопросы, были даны квазизаконодательные полномочия; они были увеличены, включив министров и имперскую знать. Высшим из них был Совет правосудия, организованный и увеличенный в 1840 году, чтобы играть центральную роль на протяжении всего периода действия Танзимата. Члены совета могли свободно выражать свое мнение, и султан обязывался одобрять решение большинства. В своих декретах он следовал и воздерживался от нарушения законов, установленных согласно хартии. Это подразумевало, теоретически, ограничение абсолютной власти суверена, делая его «топ-менеджером», обязанным исполнять законы, разработанные другими, и, таким образом, ограничение прерогатив, присущих средневековой концепции абсолютной власти. Но хартия не была документом конституционной реформы, закладывающим новую систему отношений между правителем и народом. Ее положения не доходили до народного представительства. Члены совета не избирались, а выбирались и назначались лично султаном, и их действия зависели от его воли при посредстве законной процедуры его ратификации. Так что его абсолютная суверенная власть на практике осталась неприкосновенной.

Самый радикальный и, для жителя Запада, самый важный принцип Танзимата заключался в равном применении прав ко всем османским подданным, независимо от национальности и вероисповедания. Это ликвидировало все различия между мусульманами и христианами или другими немусульманами. Этот принцип даровал безопасность и свободу всем — в части права, налогообложения и собственности; возможность получения образования в гражданской или военной школе, поступления на службу в армию или на гражданскую службу.

Гюльханейский хатт-и-шериф, который русский представитель в Порте посчитал успешным «театральным действом», вызвал удивление и разные домыслы на Западе. Представлялось, что здесь, в эпоху развивающихся реформ в Европе, наметились признаки некоторых либеральных метаморфоз в слабеющей Османской империи, хотя все еще в рамках традиционной системы управления. Исламский суверен широко открыл двери своего государства для христиан. Для лорда Пальмерстона это было крупным политическим шагом, который «имел большое влияние на общественное мнение здесь и во Франции». Но для Меттерниха и прочих, слишком хорошо понимающих тайные аспекты османской сцены и потому скептичных к практическим перспективам реформ, упомянутый документ был всего лишь этюдом на витрине.

Имел место новый приток европейцев, желающих получить выгоду от новых возможностей и — на это возлагались надежды — новые постоянные преимущества. С другой стороны, немусульманские подданные внутри империи, желая повысить свой статус, проявляли сдержанность в оценке новой хартии. Ее восхваляемые привилегии нейтрализовались новыми обязанностями, накладываемыми на полноправных горожан. Они теперь подлежали призыву на военную службу, от которой раньше получали освобождение, выплачивая подушный налог. Это ставило христиан перед неблагоприятной перспективой войны против других христиан, а мусульман — перед возможностью сражаться плечом к плечу с христианами, возможно даже под командованием христианского офицера. При отсутствии общего чувства османского патриотизма христиане опасались утраты особых привилегий, которые помогали их образованию и экономическому развитию, да и церковники опасались за свои интересы. Не доверяя истинности намерений османского правительства, они предпочитали все еще искать иностранной помощи — особенно от России — в стремлении к автономии и, в конце концов, независимости.

Что касается основной массы мусульманского населения, они были в ярости от такого освобождения неверных, которое ударяло по самым глубоким корням их традиционной концепции абсолютного превосходства ислама и неполноценности других религий. Терпимость и защита действительно причитались райя, равно как и некоторая степень свободы в отношении их общинных дел. Но все это полагалось им, как особому виду. Они были низшими людьми и никогда не могли рассматриваться как равные или приниматься таковыми, морально и социально, в светском обществе, где существовали принципы Танзимата. Подобная оппозиция спровоцировала по всей империи всплеск реакционного духа, который, при отсутствии сильного и решительного султана, не так просто было обуздать.