Османская империя. Шесть веков истории

Наконец, несколько слов о языках христианских стран. В империи они были мало распространены, ими владели лишь переводчики, или драгоманы. Некоторых Порта нанимала в качестве секретарей, другие состояли на службе у послов или губернаторов и участвовали в составлении канцелярских документов на греческом, латинском, церковно-славянском и других языках. До конца XVIII века языком дипломатических отношений был итальянский. Лингва франка использовался моряками и купцами с берегов Магриба. На французском говорили христианские общины Леванта. В XIX веке он получил широкое распространение среди подданных, находящихся под консульской защитой, высших чинов бюрократии, армии, и прежде всего дипломатической службы. Он также был языком масонских лож и, в конце существования империи, вторым языком (до турецкого), на котором говорило еврейское, греческое и армянское население.

Центральные и арабские провинции

На протяжении всего османского периода пространственные категории были в основном топографическими (османы говорили о себе: я из таких-то мест, из такого-то региона), тогда как административное деление довлело над представлениями о географических единицах. Привычка выделять центральные и арабские провинции возникла как у историков, проживавших на их территориях, так и у тех, кто изучал (или в настоящее время изучает) Османскую империю, находясь в ее столице[63]. Однако в османский период разграничения на центральные / арабские провинции не существовало. Оно соответствует разделению труда между специалистами: теми, кто работает с османскими архивами, составленными на арабском языке и хранящимися в арабских странах, и теми, кто изучает доступные в балканских странах и в Турции письменные источники на тюркском османском языке. Это разделение соответствует современной лингвистической ситуации. Если учесть количество диалектов, арабский язык был самым распространенным разговорным языком в странах Плодородного полумесяца и Магриба, хотя в странах первого говорили также на курдском, персидском, армянском и арамейском языках, а на территориях второго – на берберском и испанском. В центральных провинциях арабским владели лишь улемы и ученые, а литературный арабский использовали лишь некоторые чиновники и интеллектуалы. Несмотря на господствующую роль турецкого в остальной империи, в арабских провинциях на нем – за исключением некоторых военных, чиновников, студентов из центральных провинций, торговцев и суфиев – почти не говорили.

Однако не стоит превратно понимать термин «арабский». Страны, которые мы в настоящее время называем «арабскими», при османах назывались иначе. На самом деле до второй половины XIX века население этих территорий не обладало ни чувством культурного единства, ни осознанием общей идентичности. Политическая концепция «арабизма» появляется в трудах ливанского интеллектуала Бутроса аль-Бустани (ум. 1883), но это происходит под влиянием аналогичной концепции «османизма». Эта идея была направлена прежде всего на борьбу с конфессиональным разделением между христианами и мусульманами. В 1860–1880-е годы под влиянием подъема неофициальной прессы и частного издательства начинается арабский культурный ренессанс (известный с начала XX века как Нахда (Nahda)), что формирует представление о разнице между арабами и турками. В предшествующие века термин «арабский» использовался для описания групп, генеалогически соотносящих себя с племенами Аравийского полуострова. Для османов этот термин не обладает положительной коннотацией, его не используют, говоря о потомках Пророка. Арабами называют бедуинов или пастухов, а также полукочевников или даже оседлых земледельцев.

Центральные провинции империи совпадали границами с Румом, или «страной римлян» – некогда византийскими территориями. Эти территории составляли единое культурное пространство, включавшее Балканы и Анатолию, их объединяли давнее присутствие турков в регионе и общее налоговое бремя. Центральные провинции являлись давно знакомым по путешествиям краем, испещренным дорогами, усыпанным караван-сараями и почтовыми станциями. Перемещаться здесь приходилось по холмистой пересеченной местности; недоступными оставались лишь самые высокие горы в Восточной Анатолии. Все дороги – за исключением огибавших берега Эгейского, Мраморного или Черного морей морских путей – пролегали по суше. Зимы часто бывали суровыми.