Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли

Принято интерпретировать османское завоевание Константинополя в 1453 г. как отделение восточных земель Римской империи (Византийской империи) от Европы[7]. Но перестает ли эта территория принадлежать Европе, когда ею правят мусульмане? По мнению османов, их продвижение в Европу означало, что они были наследниками Византии и, таким образом, должны были считаться новыми римлянами. Эти мусульманские правители считали себя законными наследниками Рима не только в силу присоединения территории, но и из-за своего видения построения универсальной империи. Османов называли мусульманскими императорами и халифами Европы так же часто, как цезарями Ближнего Востока и «римлянами мусульманского мира»[8]. Почему бы не называть их просто римлянами? Арабы, персы, индийцы и турки именовали османских правителей цезарями, а их владения – Римской империей, и, начиная с османского завоевания Константинополя, некоторые западноевропейские писатели делали то же самое. Кто-то утверждал, что османы были потомками троянцев. Других беспокоила законность их претензий на наследование римских прав. Один папский советник XVI века отметил, что султан «часто говорит, что Римская империя и весь Запад принадлежат ему по праву, поскольку он является законным преемником императора Константина, перенесшего империю в Константинополь»[9]. Почему мы забыли, что думали европейцы пятьсот лет назад?

На самом деле с османами обращались так же плохо, как и с византийцами. И Османская, и Византийская империя, чье наследие унаследовала османская династия и чью столицу сделала собственной, были долговечными централизованными империями, по сей день стоящими вне стандартных западных повествований о формировании Европы[10].

Обе они не соответствуют более поздним западноевропейским этапам развития и истории, таким как Ренессанс и Реформация, и признаны недостаточными. Подумайте о том, что приходит на ум, когда мы используем термин «византийский» сегодня: средневековый, отсталый, восточный, экзотический, отличающийся вероисповеданием и непостижимый из-за языковых барьеров и орфографии. Поскольку религиозность обеих империй была переоценена, их светские аспекты исследуются реже. В определенный момент они были изображены как декадентские, коррумпированные и находящиеся в состоянии безвозвратного упадка. И византийцы, и османы изображались преимущественно в негативном свете как антитеза Западу.

Но когда мы рассматриваем, как эти империи думали о себе, мы понимаем, насколько ложны подобные взгляды. Они считали себя наследниками Рима и претендовали на европейскость. Османы называли свои юго-восточные европейские провинции «Румелией» («Землей римлян»). «Рум» – это турецкое произношения слова «Рим», то есть основной территории Византийской империи на Балканах и в западной Анатолии[11].

Взгляд на османов как на развивающихся внутри пределов собственной страны поднимает вопрос о том, кто владеет империей, кто наследовал цивилизацию, а кто – континент? Что мы считаем или сбрасываем со счетов как историческую преемственность? Кто за что несет историческую ответственность? Что происходит, когда разделяются и история, и ответственность?

Изложение исторических событий Византии и Османской империи подчинено националистическим и религиозным целям их современников – византийцев по отношению к грекам, османов по отношению к туркам. Сегодня эти установки связаны с трактовкой восстановления истории, ранее принадлежавшей «им» империи, например, когда турецкий «неоосманизм» прославляет былые завоевания и отрицает преступления османов. История используется в политических целях всякий раз, когда греческие «доноры» представляют университетские исследования древних византийских и современных эллинских или греческих текстов, игнорирующие тот факт, что османы правили на территории современной Греции более пятисот лет. Или когда Турецкая Республика организовывает кафедры османских исследований, где не изучается весомое наследие византийских и греческих народов, их социальные институты и отношения.

Наши представления о прошлом были бы иными, если бы вместо этого мы называли и византийцев, и османов римлянами, каковыми они себя и считали.

Признание Османской династии частью европейской истории позволяет нам увидеть, что османы не были отделены от Римской империи и не стремились к этому, а скорее претендовали на то, чтобы унаследовать универсальное правление над завоеванными терриориями. Они не развивались параллельно с Европой; их становление – это непризнанная часть истории, которую Запад рассказывает о себе.