Осмелься (ЛП)

Я на мгновение замираю перед ним, связанным, с кляпом во рту и полностью отданным на мою милость. Часть меня хочет сорвать маску и потребовать, чтобы он вспомнил меня. Заставить его признать свои ужасные преступления. Но еще большей части меня совершенно наплевать на то, что он скажет. Да и что он может сказать?

Я не поверю никаким извинениям, когда он явно не расстается со своими старыми, больными трюками. Мне не нужно его признание, чтобы понять, что мои кошмары реальны. Шрамы на груди напоминают мне об этом каждый день.

Я ничего не хочу от него.

Разве что испытать хоть немного того, что я пережила от его рук.

Нечеловеческий порыв охватывает меня, когда я тянусь за ножом, который теперь всегда ношу с собой. А может, это вовсе не нечеловеческий порыв. Месть, возмездие, отмщение... что может быть человечнее?

Комнаты звуконепроницаемы, поэтому перед тем, как начать резать его член, я достаю платок и слышу его крики. Это не компенсирует все те ночи, когда я просыпалась с криками и покрывалась холодным потом, но это небольшое утешение - слышать в них жалкую боль.

Когда все было полностью отрезано, я засунула в его рот тот же член, который он заталкивал мне в рот.

Он потерял много крови, и я не уверена, что он вообще в сознании, но когда его глаза открываются, когда он задыхается, не в силах вздохнуть, я убеждаюсь, что он осознает происходящее.

Теперь я стою неподвижно. Не застыла и не парализована, а просто благодарна. Благодарность за то, что его последние мгновения будут наполнены теми же страданиями, которые он так бессердечно причинял.

Когда я иду будить Стеллу, она с трудом садится, напуганная и ошеломленная. Увидев открывшуюся перед ней картину, она вскрикивает. Дезориентированная и, несомненно, напуганная, она, спотыкаясь, падает с кровати.

Я пытаюсь успокоить ее, но она толкается вперед. Не зная, что он за человек, не зная, что он получил самое меньшее, что заслужил, она пытается прийти ему на помощь. Споткнувшись, она падает на него. Мне требуется всего несколько секунд, чтобы подхватить ее, но за это короткое время она вся в крови.

Я ругаюсь, с ужасом осознавая, во что я ее втянула.

Серьезность ситуации и реальность того, что я только что сделала, обрушиваются на меня, словно вырвавшись из омута мести.

В панике единственное, что мне приходит в голову, - это вытащить ее отсюда.

Я подбираю куртку, которую он сбросил, прежде чем забраться на крест, и запихиваю его платок обратно в карман. Мое черное платье хорошо скрывает кровь, в отличие от ее бледно-лавандового. Я вдеваю ее руки в пиджак и плотно обматываю его вокруг тела, чтобы скрыть следы крови.

Никогда еще мое сердце не билось так быстро, как сейчас. Выйдя из комнаты и пробираясь через клуб, весь в крови человека, которого я только что прикончила, мне приходится наполовину нести Стеллу обратно на виллу, и я надеюсь, что это выглядит так, будто я провожаю домой очень пьяную подругу.

К счастью, она не потеряла свой ключ во всем этом хаосе и беспорядке. Она практически не просыпается, пока я тащу ее в первую спальню. Я хочу отвести ее в душ, хотя бы попытаться смыть с нее кровь, чтобы она не проснулась в ужасе, может быть, даже избавиться от ее окровавленной одежды, чтобы она не была еще больше замешана.

Ее телефон звонит, и я смотрю на новое сообщение.

Лохлан:

Я буду дома через пять... если только не заскочу на кухню и не попытаюсь убедить их дать мне два кусочка того лавового торта с собой. И послушай, если ты не проснешься, когда я вернусь домой, я не буду отвечать за то, что утром твой кусок пропадет.

Я бросаю его, как боевую гранату. Я не могу быть здесь, когда Лохлан вернется.

Стелла уже отключилась, растянувшись на кровати. Мне не хочется этого делать, но это мой единственный выход. Поэтому я переворачиваю ее тело в полулежачее положение и накрываю одеялом.

Когда я в панике спешу покинуть ее комнату и виллу, я цепляюсь за одну утешительную мысль:

Ни Стелле, ни кому-либо еще не придется пройти через ад от рук JBM.

Глава 31

Лохлан Фокс - не джентльмен

Стелла

Джульетта заканчивает говорить, а у меня остается боль. Мое сердце болит за нее. Больно за то, что она пережила. Оно сочувствует тому, на что она была вынуждена пойти. Плачет от того, от чего она меня спасла. Но оно также разрывается на части каждую секунду, пока Лохлан находится на операционном столе.

Наступает тяжелое молчание, поскольку я не могу подобрать подходящих слов. Я смотрю на серебряные наручники, пристегивающие запястья Джульетты к перекладине ее кровати. "Господи", - насмехаюсь я. Теперь, зная, что Джеффери сделал с ней, мне кажется, что держать ее в них - жестокая шутка.

Я вынимаю ключ из бикини под комплектом одежды, который мне дала медсестра. Она обеспокоенно смотрит на меня, пока я расстегиваю наручники. "Ты можешь это сделать?"

Смутившись, я говорю: "Ты же не в лучшей форме, чтобы убегать".