Осьминог

Приверженность японцев – даже тех, которые считали себя атеистами, – традиции посещать святилища Александра неизменно удивляла – так же как их привычка сочетать несочетаемые вкусы. За время своей работы он не раз видел, как старшие коллеги из банка заходили в святилище Инари[40] через дорогу и, поставив на землю свои дипломаты, кланялись забавным статуэткам лис, хлопали, как дети, в ладоши и бросали лисам мелкие монетки. Его начальник Канагава-сан тоже часто заходил в святилище и по пятницам, помимо монеток, оставлял лисам недорогое сакэ «Одзэки» и онигири с умэбоси[41], купленные в 7-Eleven[42], а по праздникам – целый о-бэнто[43]. Как-то раз господин Канагава позвал Александра зайти в святилище вместе, и того дернул черт сказать, что сакэ и онигири ночью забирает бездомный – это, мол, все знают, так зачем же вы, Канагава-сан, каждую пятницу тратите впустую триста восемьдесят иен? Господин Канагава на это только покачал головой и сказал, что Александр сам поймет, если немного подумает. Александр тогда на начальника немного обиделся.

– Кстати говоря, в святилище есть старая кошка, которая пережила то страшное цунами, – как бы между прочим сообщил Кисё.

– Кошка пережила цунами? – Удивился Александр.

– Ну да, – Кисё кивнул. – С трудом верится, правда? Когда пришло цунами, кошка забилась в ящик для пожертвований, который забыли закрыть, и каким-то образом в нем не задохнулась. Должно быть, в ящике оставалось достаточно воздуха. Когда вода отступила, кошку нашли и вытащили из ящика. Она сильно пострадала, ослепла на оба глаза и совершенно оглохла, но осталась жива. Ну ладно. – Он убрал со лба прилипшие мокрые пряди. – Уже почти ночь, а вам еще идти до дома, и может снова начаться дождь. До скорого, Арэкусандору-сан, обязательно заходите на днях в «Тако».

– Обязательно зайду.

– Я серьезно.

Направляясь к дому, Александр не удержался и обернулся, но японца уже не было видно, и дорогу к святилищу Хатимана поглотила непроницаемая темнота.

Всю ночь Александру снились тревожные сны: будто бы он все еще работает в Банке Нагоя и к нему пришли за кредитом Акио и Томоко, он начинает рассказывать им про условия и сроки выплат, как вдруг Акио вскакивает со стула, ударяет кулаком по столу, так что бумаги ворохом сыплются с него вниз, и кричит: «Эй ты, не вздумай клеиться к моей девушке!» Окружающие вздрагивают и оборачиваются на них, начинают удивленно перешептываться, и Александр не знает, куда ему деться от накатившего чувства стыда. Он просыпался и подолгу всматривался в невидимый в темноте деревянный потолок маленькой комнатки, в которой помещались только его кровать с наброшенным поверх тонкого одеяла шерстяным покрывалом, встроенный в стену шкаф, керосиновый обогреватель, который японцы называют «суто: бу»[44], и небольшая тумбочка для мелких вещей, служившая в случае необходимости письменным столом. Над кроватью висела в простой раме картина Хокусая[45] с изображением карпа: Александру, когда он смотрел на эту картину, казалось, что карп просит кого-нибудь вытащить его наконец из надоевшей воды. На бумаге цвета сильно разбавленного кофе виднелись разводы от настоящей влаги: может быть, когда-то на нее что-то по неосторожности пролили или в доме протекла давно не чиненная крыша – и вода испортила картину.

Можно было, в принципе, снять и что-нибудь получше, но ему сразу понравилась хозяйка – маленькая полноватая женщина лет сорока, болтавшая почти без умолку, просившая называть ее просто Изуми, не надо, мол, никакой Мацуи-сан[46], «мы тут все люди простые», и сама обращавшаяся к собеседнику немного фамильярно, как будто она знала его всю жизнь и годилась ему в матери. Как выяснилось в первый же вечер, она была не прочь приложиться к бутылке, к тому же ее мучила бессонница, и по ночам она бродила по дому и выходила подышать воздухом в небольшой заросший сад на заднем дворе. Дверь в сад была старой и сильно перекошенной, так что, как ни старалась хозяйка приоткрыть ее потише, в какой-то момент петли издавали пронзительный визгливый скрип, от которого Александр всякий раз просыпался. На третий день он одолжил в соседней лавочке, торговавшей подержанными вещами, инструменты и смазку, поправил дверь и хорошенько смазал петли: обнаружив это, Изуми едва не прослезилась и заявила, что будет теперь каждый день готовить «милому молодому человеку» завтрак. Готовила она и вправду восхитительно, и нори[47] у нее всегда были свежие и хрустящие – Александр с удивлением вспоминал, что именно к их йодистому вкусу ему было в свое время привыкнуть труднее всего.

В глубине дома заскрипели половицы и щелкнул выключатель: у Изуми снова была бессонница. Александр полежал некоторое время с открытыми глазами, потом вылез из-под одеяла, поежился от холода, натянул джинсы и синюю футболку из «Юникло», выпущенную к двадцатилетию манги «Ван-Пис»[48] (улыбающийся широченной белозубой улыбкой главный герой в красной рубашке и соломенной шляпе), и, сунув ноги в тапочки, вышел в коридор.