Осназовец

Прошел я их спокойно и, выйдя из леса, двинулся дальше по полевой дороге до перекрестка, он недалеко был, а там свернул влево и направился в Луцк. Шел недолго. Где-то минут через сорок меня догнала телега с одиноким возницей. Мельком обернувшись, я скривился. Полицай.

— Кто таков? — первым делом спросил он. Спросил по-русски, между прочим.

— Микола. Микола Приходько, пан начальник, — ответил я на украинском, подобострастно глядя на него.

— Русский знаешь? — спросил он, поморщившись.

«Видать, не здешний, раз украинского не знает», — мелькнула у меня мысль, и, кивнув, я ответил:

— Говорю немного.

— Документ есть?

— Как не быть, пан начальник, — кивнул я и достал аусвайс. Этот уже был ненастоящий, его сварганили спецы у нас в Центре, да и я немного доработал.

— О, из Ровно, я смотрю, — пробормотал он, изу чив документ, и, вернув, спросил: — Куда идешь и по какой надобности?

— В Луцк иду, на подработки.

— Понятно. Садись, подвезу немного.

Много или немного, но половину времени он мне сократил. Пока мы ехали, я рассказывал, как провел ночь на опушке леса с двумя лихими парнями. Те рассказывали про лешего, что чудил тут до войны. Закинутый крючок попал на благодатную почву.

— Слышал, а как же. Было такое дело, тут, говорят, целые отряды лесных братьев пропадали. А сейчас наоборот, те, кто их ловил, в леса ушел, а те, кого ловили, из лесов вышли и ловят первых. Вот такая вот хитрость судьбы.

— Партизаны, что ли? — уточнил я.

— Да какие они партизаны, бандиты и есть. Вон, шестерых полицейских из соседнего села убили, подперли двери поленьями и подожгли. Сгорели. Да стреляют еще из засад. Тут недавно у немцев отряд по явился, лихо работает, повывел немного бандитов, но еще постреливают. Потом у города увидишь виселицы, где они висят, если не сняли, конечно.

— Понятно, — протянул я.

Когда мы доехали до поворота и полицейский, высадив меня, свернул к селу, куда ему нужно было, я только сплюнул и зашагал дальше. По пути я зашел в одну из деревень, где купил полкаравая хлеба и немного домашней еды, в основном вареной картошки. Соль у меня была.

Сама дорога, похоже, у немцев была не особо популярной, за все время пути меня обогнал всего лишь один грузовик, да и то наш «ЗИС», да пара мотоциклистов-одиночек. А так народу хватало, кто к Луцку шел, кто от него. Последние километры я сам пристроился позади довольно большой группы молодежи с узлами и даже чемоданами и с ними дошел до города. Пост у въезда в город меня даже не проверил, как и остальных подростков, так и попал внутрь. Кстати, полицай не соврал, было шесть виселиц, все занятые.

Вошел в город я где-то часа в три дня, спасибо тому полицейскому, пешком позже бы добрался, и, шагая по улицам и поглядывая вокруг, направился на рынок, надеясь, что он еще на месте.

Он даже вполне нормально работал. Прогуливаясь по рядам, я не забывал поглядывать вокруг. Было опасение, что меня могут опознать, но я надвинул кепку на глаза и ходил с поджатыми губами. Это немного изменило черты лица, и в глаза я не бросался.

Заметив у другого входа на рынок продавцов собак, я пробормотал:

— Да быть такого не может!

У входа на том же месте стояла корзина, рядом с которой сидела знакомая немецкая овчарка, а рядом разговаривала с другими продавцами ее хозяйка. Это были мать и старая хозяйка моего Шмеля.

Заглядевшись, я столкнулся с девицей. Извинился перед ней, на всякий случай проверив карманы — все было на месте, и направился к собачнице.

— Здравствуйте.

Та обернулась и, на миг прищурившись, кивнула. Узнала.

— Вы, кажется, у меня уже брали кобелька. В прошлом году, да?

— У вас хорошая память, — кивнул я. — Отличный был пес, ни разу не пожалел, что взял его. Потерял я его. Убили.

— Жалко, — закручинилась та.

— Он погиб, как настоящий пес. Защищая хозяина, то есть меня, — немного успокоил я ее и, присев у корзины, посмотрел на Лейлу, по очереди поглаживая трех щенков. — Я смотрю, вы снова щенков вынесли на продажу? Кто папа?

— Тот же, с соседней улицы. Лейла у меня умница, но с характером, только с ним вяжется.

— Понятно, — пробормотал я, осматривая щенков. Все трое были кобельками. — Девочек нет?

— Было две, но их забрали, парнишки остались.

Давая нюхать свою ладонь, я играл с ними, отслеживая реакцию. Самым игривым оказался тот, что был потемнее. Приподняв его, я открыл щенку пасть и осмотрел. У этого щенка нёбо было темнее, чем у Шмеля, значит, по окрасу он тоже будет темнее. Посмотрев в глаза и не обнаружив мути, я положил его на изгиб локтя и, поглаживая, спросил у хозяйки:

— Этого беру, я уже не могу без четвероногого друга. Он не предаст… Почем?

— Двадцать марок, — сказала та.

— Прилично, я бы даже сказал очень, но согласен, — кивнул я и, достав пачку оккупационных марок, сунул ее хозяйке.

— Тут больше, — посмотрела та на меня большими глазами.

— Это спасибо за Шмеля, купите Лейле чего-нибудь вкусненького. Это будут мои извинения за сына. Он был очень хорошим другом.