Я сижу у себя в квартире перед догорающим камином, вороша красные жаркие угли специальной кованой лопаточкой. Все лампы погашены, и комната освещена лишь неярким светом камина. Время от времени на углях вспыхивает яркий желтый язычок пламени, на пару мгновений озаряющий большую комнату мерцающим светом. За окном морозная зимняя ночь, а у камина тепло, уютно, и приятно пахнет хвойными поленьями. Нет, пожалуй, не поленьями, а хвойным дымком. В руках у меня бокал, в котором перекатывается золотистый шарик очень хорошего старого коньяка. Нет, не коньяка. Более правильно у камина пить портвейн, настоящий портвейн из далекой Португалии. Портвейн, не абы какой, а сорокалетней выдержки. Я такой как-то видел в одном магазине. Удивился, помню, кто его покупает, и подумал, что такой напиток нужно пить у камина. Бокал с портвейном я держу в правой руке. А в левой у меня сигара. Гаванская, конечно же. Нужно будет окончательно выяснить положено ли затягиваться, куря сигару. В интернете представлено два противоположных мнения по этому поводу. А может сигара не гаванская, а манильская? Никогда их не пробовал. Кажется они не такие крепкие, как кубинские и с очень тонким ароматом. В мои мечты бесцеремонно вваливается Траутман-скептик и ехидно спрашивает, знаю ли я примеры, когда неизвестные родственники подарили бы кому-то квартиру с камином. Я досадливо пытаюсь отогнать рационалиста, который мешает моим сладким грезам. Чтобы он от меня отвязался, я говорю, что ни капли не верю в возможность получения квартиры с камином. Но если у меня есть возможность получить удовольствие, мечтая о несбыточном, почему бы этим не воспользоваться? Рационалист высказывает предположение о моем скудоумии. Чтобы он меня не считал идиотом, я должен тут же пообещать, что ни на какое свидание с адвокатом я завтра не поеду. Более того, я не должен ждать его звонка. Вместо этого мне следует прямо сейчас придумать себе какое-то дело на завтра и договориться с кем-нибудь о встрече. А если даже адвокат позвонит, вежливо объяснить, что сегодняшний день у меня занят. И вообще, я достаточно серьезная и занятая личность, чтобы тратить более одного дня на розыгрыш, даже если эта занятная мистификация меня увлекает. Знал Роберт Карлович, чем меня прельстить. Совсем не глупо было со стороны искусителя пообещать мне путешествие по всему миру. Я, наконец, выясню, действительно ли американцы такие тупые, как об этом говорят профессиональные остроумцы в телевизоре. Удивительно, как такая тупая нация сумела построить самую великую на сегодня цивилизацию. В Соединенных Штатах мне нужно будет, конечно, общаться не с нашими эмигрантами, а с лучшими представителями американцев. Надеюсь, у дядюшки найдется возможность свести меня с учеными, литераторами, музыкантами. Хотелось бы познакомиться и с моими коллегами, журналистами. Уверен, что мы бы нашли общие темы для бесед. Конечно, большинство моих статей — это полная халтура. Но несколькими я вполне обоснованно горжусь и с удовольствием покажу их штатовским коллегам. Тут неожиданно откуда-то появился Траутман-скептик и продолжил мою мысль: «Тебя сразу выдвинут на Пулитцеровскую премию и тут же ее вручат, чтоб ты не успел отказаться. Ты же у нас известный скромник! А билет на самолет требуй первого класса, на меньшее не соглашайся. Помнишь, когда из Турции летел, тебя случайно пересадили в салон первого класса. Там тебе понравилось. Ни в коем случае нельзя опускать планку. Только первый класс».
В конце концов, нам с рационалистом удалось найти общий язык. Я пообещал не расстраиваться, когда выяснится, что вся эта история розыгрыш от начала и до конца. А он обязался не слишком сильно мне мешать, когда я вернусь к сладким мечтам о выполнении своих невыполнимых желаний и не напоминать очень часто об этом розыгрыше впоследствии. На том мы и порешили.
Наутро я встретился с адвокатом в том же кафе. Роберт Карлович вытащил из портфеля лист бумаги и попросил меня ознакомиться с документом. Я прочитал соглашение между мной и заморским дядюшкой. Согласно этому соглашению, я не возражал против того, что на моё имя будет открыт счет в одном из известных московских банков. Господин Себастьян Траутман принимал на себя обязательство перевести на этот счет некую сумму в американских долларах. За суммой в цифрах шла сумма прописью. Я не поверил тому, что было написано прописью, и пересчитал нули в той части, где сумма была написана цифрами. Нулей оказалось шесть. Указанной суммой г-н Траутман волен был распоряжаться по своему усмотрению при соблюдении трех условий.
Я был обязан приобрести в черте города Москвы квартиру стоимостью не менее (далее следовала такая сумма, что на нее, как мне кажется, можно было купить не самый маленький замок в Европе).