– Ладно, ладно, червя, а вы сам-то кто? Вы не способны ощущать даже того, что я буду продолжать чувствовать, – внезапно разозлился я, – а другие грасперы, они тоже черви?
– Отвечаю по порядку, – казалось, Роберт Карлович совсем не обиделся. Я – один из хозяев этого мира. Не самый могущественный, но – хозяин. А вы, как и большинство грасперов, наемный служащий и навсегда им останетесь. Сейчас мы предлагаем присоединиться к тем, кто принимает решения за других.
– Траутман, – подключился к беседе Петров, – по первому требованию я предоставлю тебе необходимую формулировку обещания, помогу дать это обещание и обеспечу, чтоб медведи узнали, что ты им больше не интересен. Это только твой выбор.
– Мне нужно подумать, – несколько обескуражено произнес я. – Дайте мне время подумать. А сейчас, если не возражаете, мы могли бы еще немного поработать.
Следующей ночью я проснулся от шалимара или, как я всё чаще его называю, грэйса. Запах, как и положено, был очень приятным. Разложить его на составляющие, как всегда, не удавалось. Я подумал, что основная идея аромата – запах моря. Не того моря, что каждый с помощью ароматизатора может устроить у себя в ванной, а настоящего моря – с водорослями и ракушками выброшенными на берег, с тонконогими чайками, суетливо бегающими по кромке воды и клюющими всякую гадость. Я стряхнул с себя приятное оцепенение, которое на меня накатывает, когда приходит грэйс, снял трубку внутреннего телефона, стоящего в изголовье кровати, и набрал номер Роберта Карловича. Предупредил о грэйсе, глянул на часы, обнаружил, что спать еще можно больше трех часов, и с удовольствием закрыл глаза. Увы, ненадолго. Грянул ароматический взрыв. Я уловил два знакомых компонента – первый один из тех, что чувствовал незадолго до того, как охранники затеяли игру в Зарницу, а второй присутствовал при обращении нашего золота в прах, или, если быть точным, в свинец. Я еще раз позвонил Роберту Карловичу, положил трубку и прислушался. Ничего услышать я, конечно, не мог – звукоизоляция в моей банковской квартирке была просто потрясающая. Я еще немного послушал и незаметно для себя заснул.
Утром, уже придя в лабораторию, я спросил у Роберта Карловича, что это было.
– Не знаю, – озабоченно сказал Роберт Карлович, – люди работают.
Что касается работающих людей, их образовалось какое-то невероятное количество. К спецслужбе банка, которая и сама по себе представляла довольно многочисленное военизированное подразделение, присоединились ребята из дружественных организаций – отечественных и зарубежных. Оно и понятно – члены-участники молодого Секвенториума всеми силами стремились защитить свои инвестиции. Нашей объединенной армией, как я понял, ведал Петров. Будучи человеком разумным, он отказался от помощи со стороны угандийских и конголезских отрядов. Но даже при этом наша дружина не всегда напоминала православное воинство. Как мне рассказал Петров впоследствии, наша армия была разбита на небольшие отряды – тройки, позже пятерки и даже десятки, в каждую из которых входил представитель коренной московской национальности. Русский отнюдь не всегда был командиром отряда и зачастую просто выполнял функции переводчика и, я бы сказал, дипломата. Основной его задачей было объяснить милиционерам, активно желающим проверить регистрацию у лиц явно не московской национальности, что с ними, милиционерами, произойдет прямо сейчас, если они не исчезнут за линией горизонта. При этом милиционерам демонстрировались удостоверения, после ознакомления с которыми, охотничий инстинкт покидал их и возвращался очень нескоро. Я надеюсь, во всяком случае, что нескоро. Документами абсолютно, кстати, подлинными, снабдил наших ребят Петров.
Что за секвенция меня разбудила ночью так и не выяснилось. Оттого было как-то беспокойно. Роберт Карлович предположил, что ароматическая нота, которую я запомнил еще с превращения нашего золота в свинец, является признаком неизвестной пентаграммы, и мы продолжили нашу работу.
В районе второго дневного ланча появился Петров. Негромко поговорил о чём-то с Робертом Карловичем и прорычал, обращаясь уже ко мне:
– Ну что, Траутман, что решил? Ужом презренным будешь ты или гордым соколом?
Я поднялся с кресла, подошел к Петрову и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
– Петров, знаешь, кто ты?
– Кто? – с веселым любопытством повторил Петров.
– Ты коварный манипулятор, играющий на серебряных струнах моей нежной души, вот кто, – твердым голосом произнес я и добавил, – будь добр, подготовь всё, чтобы я успел принести клятву в случае штурма.
– Хороший мальчик, правда? – спросил Петров, обращаясь к Роберту Карловичу.
Тот только самодовольно улыбнулся, будто родил и воспитал мальчика лично он. Тоже тот еще манипулятор.
За ланчем я вдруг вспомнил о евгенических планах Петрова и поинтересовался, как продвигаются дела на этом фронте.
– Всё идет по плану, Траутман, спасибо тебе, – пробасил он в ответ.
Потом я постарался выяснить у Петрова, как ему удалось заманить такое количество людей в Секвенториум, вынудив их расстаться с самым дорогим, что имели.