«Я не могу понять всего этого, — замечает один персонаж из „Видения о Петре-пахаре“, — ты должен повторить мне это по-английски». Стоит отметить, что Чосер начал свою поэтическую карьеру при дворе Эдуарда III. Его первые стихи были написаны на придворном французском, но сила родного языка победила литературный консерватизм поэта; теперь Чосер прославлял мощь разговорного и письменного английского как достойного сравнения с классическими языками. В «Троиле и Хризеиде» (Troylus and Chryseide)
и в особенности в «Кентерберийских рассказах» он создал или использовал язык, способный на самые великие лирические взлеты и на самые вульгарные комические эффекты. Этот язык уже стал языком Шекспира. За время жизни Чосера английский заменил французский в качестве языка, на котором учили в школе, и за время правления следующего суверена он стал языком двора.Росла и человеческая изобретательность. Во время правления Эдуарда III в Англии появились первые механические часы. Это не менее значительный признак отхода от феодального, сезонного мира, чем изобретение длинного лука и уменьшение количества сервов. Первое упоминание о лебедке, работающей в порту, относится к 1347 году.
24
Ночные школы
В царствование Эдуарда III в церкви произошло самое большое потрясение с тех времен, когда святой Августин установил превосходство римской церкви над англосаксонской в конце VI века. За следующие 800 лет церковь стала частью системы управления Англией, приняв на себя всю ответственность и все опасности, которые это предполагает. Церковь разбогатела. Она оставалась сильной, а высшее духовенство занимало ведущие посты в администрации короля. Епископы фактически были королевскими служителями, их отбирали и продвигали в сложной иерархии государственной службы; у них были свои армии рыцарей и вассалов, иногда они водили эти армии в битву.
Церковь к тому времени была самым крупным землевладельцем в стране и, таким образом, самым крупным работодателем. В ней все еще можно было обнаружить набожных и посвящающих свою жизнь Господу прелатов, но большинство священнослужителей нашли свой путь к мирской жизни. Епископы и аббаты по большей части жили в богатстве и роскоши. Монахи рангом пониже также жили в комфортабельных условиях, а их повседневные обязанности молиться и изучать науки сменились более привычными псовой или соколиной охотой. Они играли в азартные игры и пили; часто у них даже были женщины, если они не предпочитали им мальчиков.
Светское духовенство, более известное как приходские священники, часто было не слишком образованным. Они могли обрабатывать землю и собирать урожай вместе со своей паствой. Они жили на земле. Без сомнений, многие предлагали своей пастве духовное утешение и с полным тщанием совершали священные таинства, но иные не могли служить хорошим примером. Они открыто жили со своими служанками и пренебрегали своими обязанностями. Такие священники чаще появлялись на рынках и в пивных, чем в своей церкви. Жители Солтэша в Корнуолле, например, жаловались на своего приходского священника декану Виндзорского аббатства. «Он словно глухой, — писали они, — и не может выслушать исповедь, а только ругается с теми, кого исповедует; он раскрывает тайну исповеди, потому что напивается и рассказывает, что ему говорили прихожане… Он торгует таинствами и отказывает в последнем соборовании умирающим, когда его об этом просят».
Во времена голода и чумы религиозность людей, проявлявшаяся в личной молитве и умерщвлении плоти, конечно, становилась более печальной, но и более страстной. Немного позднее среди грамотных людей большую популярность приобрели руководства по чтению молитв. Они не ставили под сомнение авторитет церкви. Значение этого института считалось само собой разумеющимся, но благочестивым людям требовались новые пути к достижению блаженства. Некоторые задавались вопросом о происхождении богатства церкви; например, были рыцари и лондонские купцы, возражавшие против вмешательства священников во все сферы социальной и экономической жизни. На парламенте 1371 года они заявляли, что у духовенства следует отнять земли и передать их в общественное пользование.
Жизнь и карьера Джона Уиклифа хорошо вписываются в этот контекст. Прежде чем стать главой Баллиол-колледжа, он сам состоял в святом братстве Мертон-колледжа Оксфордского университета. Он был доктором теологии и в этой профессии заработал великолепную репутацию и как преподаватель, и как автор. Он стал известен как «украшение Оксфорда», и многие современники считали Уиклифа «величайшим священнослужителем из всех ныне живущих». Он получил две «бенефиции» — два сельских прихода, которые никогда не посещал, но с которых получал доходы. Также Уиклиф привлек внимание королевского двора, и за службу короне ему была пожалована рента.