Итак, Белая Роза и король Шотландии, породнившись благодаря этому браку, начали вторжение в Англию. Возможно, Якову IV оно виделось одной из тех пограничных войн, которые всегда вели англичане и шотландцы, может быть, он допускал, что после этого англичане поднимут восстание в поддержку молодого Ричарда IV. Сам Генрих не был так уверен в исходе. Он выставил против шотландцев армию в 20 000 человек и флот из семидесяти кораблей; к всеобщему яростному недовольству, он поднял налоги и насильно заставил давать ссуды, чтобы оплатить эту кампанию. На деле вторжение потерпело фиаско, и Белая Роза открыто признался, что был в ужасе от кровавых налетов шотландских войск до того, как они бежали к себе через границу. Вновь он показал себя как неудачливый принц.
Уорбек задержался в Шотландии еще на несколько месяцев, причем двор Якова IV встречал его с все меньшим радушием, а затем поставил все на попытку еще раз пригрозить Англии. Вместе с женой и несколькими сторонниками они отправились в Корнуолл через Ирландию. Самозванец получил информацию о том, что на юго-западе Англии его ждет армия корнуолльских повстанцев. Жители Корнуолла несколько месяцев назад пошли на Лондон, протестуя против того, что считали несправедливым налогообложением. К ним присоединились люди из других западных графств, которые тоже отказывались платить за войну с Шотландией. Почему они должны финансировать далекую борьбу, которая их никоим образом не касается? Тем не менее, как и многие другие повстанцы, они добрались только до Блекхита, где их лидеров сразили. Теперь представилась другая возможность. Они поверили, что нашли себе лидера королевской крови.
И снова Уорбек был потрясающе невезучим; к нему присоединилось некоторое количество людей из Девона и Сомерсета, но город Эксетер отказался открыть перед ним ворота. Его сторонники, уставшие и голодные, начали дезертировать из армии; король слал им послания, обещая прощение, если они сложат оружие. Уорбек, ощущая скорое поражение, попросил убежища в аббатстве Бьюли. Генрих окружил церковь, и претендента на трон убедили сдаться. Он вышел из убежища, одетый в золото, но вскоре гордость ему пришлось поумерить. Уорбека доставили в Лондон, перед ним скакал герольд, оглашая воздух насмешливыми фанфарами, и вскоре его саморазоблачение стало публично известно. Похоже, что оно было написано королевскими советниками и имело к истине такое же отношение, как и первоначальное требование Уорбека. Вскоре по Англии и Европе распространилось несколько версий того, как протекала его жизнь. Никто на самом деле ничего точно не знал о его происхождении и воспитании; возможно, его избрали на роль принца в раннем возрасте, а затем растили при дворе Маргариты Бургундской. В то время говорили, что на самом деле он был незаконным сыном Эдуарда IV. Генрих заявлял, что считает Уорбека незаконным ребенком Маргариты и местного епископа. Личность Перкина по-прежнему покрыта туманом.
С тем, как закончилась его жизнь, все ясно. Он бежал из-под стражи в Вестминстерском дворце, где, кажется, жил как лишенный свободы гость короля, но его снова поймали. Тогда Уорбека отправили в Тауэр, где он более года был королевским гостем в более суровом смысле. Страхи и подозрения не отпускали Генриха. Уорбек был обвинен в заговоре с целью измены с другим заключенным, не кем иным, как юным графом Уориком, личину которого надевал на себя Ламберт Симнел. Теперь король воспользовался удобной возможностью избавиться сразу от двух молодых людей, которые угрожали его трону. Уорбек был повешен, а Уорик обезглавлен.
Граф Уорик был заключен в тюрьму и казнен только за то, что являлся наследником престола со стороны Йорков. Он был ни в чем не виновен, и, после того как провел в заключении пятнадцать лет, про него говорили, что он «не отличит и гуся от каплуна». Но он все равно должен был умереть. Вдова Уорбека, Кэтрин Гордон, поселилась при английском дворе и впоследствии несколько раз выходила замуж.
Теперь Генрих считал, что прочно сидит на троне. «Теперешнее состояние, — писал миланский посол, — наиболее стабильно даже для королевских потомков, поскольку не осталось никого, кто претендовал бы на корону… Его Величество может стоять, как дозорный на вершине башни, взирая на то, что происходит на равнине». Вид с башни, разумеется, отличается от вида с равнины, где могут быть разногласия и недовольство. Двое испанских послов предположили именно это, когда пришли к выводу, что король «установил в Англии образцовый порядок и держит людей в таком подчинении, какого раньше никогда не было».