Ричард не слишком тревожился из-за восстания своего брата. Говорили, что, когда король, еще будучи в заточении, узнал эту новость, он сказал: «Иоанн — не тот человек, который может завоевать страну, если в ней есть кто-то, способный сопротивляться его попытке». В этом Ричард оказался прав. И после своего возвращения он показал себя потрясающе великодушным по отношению к своему брату. Иоанн оставался в Нормандии, боясь возвращаться в Англию, а когда король сам переплыл Ла-Манш, Иоанн со слезами на глазах выразил ему свое почтение. «Ты еще ребенок, — сказал Ричард. — Ты попал в плохую компанию». Он прекрасно знал, что Иоанн может и сам в один прекрасный день узурпировать трон, и не хотел отдалять его от себя. В любом случае король принял меры предосторожности и объявил своим наследником племянника Артура Бретонского (сына его брата Джеффри, убитого на парижском турнире), но кто, как не он сам, мог знать, куда заводят превратности судьбы? Отправляясь на Святую землю, Ричард женился, но детей у него не было. Многие предполагают, правда без всяких на то оснований, что, как и многие мужественные герои, король Англии был гомосексуалом.
После своего возвращения из тюрьмы Ричард провел торжественный ритуал возложения короны в соборе Винчестера. Это был способ продемонстрировать подданным неувядающее величие его власти. В Англии Ричард надолго не задержался. Менее чем через два месяца он пересек Ла-Манш, чтобы потребовать у короля Франции те территории Нормандии, которые тот завоевал, и чтобы сбить спесь с некоторых воинственных сеньоров Аквитании. Его пребывание в тюрьме, откуда он мог и не выйти живым, вызвало бунты. Следующие пять лет Ричард оставался во Франции, сжигая города и захватывая замки, подчиняя себе земли огнем и мечом. От английских подданных ему требовались только деньги и люди, и эти требования были непомерны; по словам современника, вся страна, от моря до моря, была повергнута в нищету.
В последнее лето его жизни к королю приехал Хью, епископ Линкольнский, который прибыл в великолепный замок Шато-Гайар в Нормандии и испросил аудиенции. Он хотел вымолить возвращение конфискованных поместий на территории своей епархии. Хью обнаружил Ричарда в церкви, слушающим мессу, сидя на королевском троне, с каждой стороны которого стояли епископы Дарема и Или. Хью поприветствовал короля, но Ричард отвернулся.
— Ваше величество, поцелуйте меня, — сказал Хью.
Ричард по-прежнему смотрел в сторону. Тогда епископ схватил его за край одежды.
— Вы должны мне поцелуй, — сказал он, — потому что я проделал долгий путь, чтобы увидеть вас.
— Вы не заслуживаете моего поцелуя, — ответил король.
Епископ потянул короля за плащ:
— У меня есть все права на один поцелуй. Так целуйте же меня!
Тогда Ричард с улыбкой сдался. Позже он сказал: «Если бы другие епископы были как он, то никакой король или другой правитель не решился бы выступить против них».
Из-за чрезмерных поборов со стороны короля произошли и другие события, свидетельствующие о нетерпении и потрясении народа. Жители Лондона считали, что с ними обходятся несправедливо и просто губят их налогами, и обратились с жалобой к Вильяму Фиц-Осберту (Длиннобородому). Он носил длинные волосы и бороду по моде своих саксонских предков. Он выступил «защитником народа» и у креста святого Павла заявил, что богатые должны нести бремя военных расходов на своих плечах. Говорят, что его поддержали 52 000 лондонцев, но власти города начали за ним охоту. Вильям убил офицера, которого послали его арестовать, и нашел убежище в церкви Сент-Мэри-ле-Боу, откуда его заставило выйти через четыре дня ниспосланное свыше пламя. Ему нанес удар сын офицера, которого убил Фиц-Осберт, Вильям был ранен, и его арестовали, привязали к хвосту лошади и притащили на виселицу в Тайберне. Сторонники объявили Фиц-Осберта мучеником, а цепь, которой его сковали перед повешением, стала источником чудесных исцелений. Сама виселица была священной, и так много было людей, которые хотели набрать залитой кровью земли, что на месте, где умер Вильям Длиннобородый, возникла большая яма.
Ричард I никогда больше не вернулся на землю, которую не любил, но которой правил. Он умер от опасных ран, полученных в сражении при Лиможе, и на смертном одре потребовал, чтобы его сердце хранилось в соборе Руана, а тело было положено в могилу его отца в церкви аббатства Фонтевро. Так что Англии ничего не досталось.