Основания девятнадцатого столетия

Но быть поклонником германизма и остаться в стороне от такой важной формы его выражения, как музыка, представ­лялось невозможным. Именно на 70–е годы приходится ряд первостепенных событий в музыкальной жизни Германии. Ри­харду Вагнеру, который претендовал на создание нового типа музыкального дела — музыкальной драмы, соединяющей в себе сюжет высокого смысла с музыкой, пронизывающей всю структуру драмы не как ее музыкальное оформление, а как язык выражения характеров действующих лиц и сущности со­бытий наравне со словом, удается осуществить крупное пред­приятие. При содействии баварского короля Людвига II в небольшом городке Байройт закладывается и строится храм музыки, особый театр для исполнения вагнеровских опер (1872). Через четыре года в нем открывается Байройтский оперный фестиваль. По мысли его создателя он должен был стать общегерманским центром духовного обновления посред­ством высшей формы искусства в виде открытого им синтеза национального мифа и соответствующей ему музыкальной формы. Вначале Чемберлен был далек не только от Вагнера, но, по–видимому, и от музыкальных интересов вообще. Имен­но на 1878 г. приходится и первое знакомство с Вагнеровской оперой — это была опера «Тангейзер», — и включение в вагнерианское движение/Но этому предшествовали опыты овладеть музыкальным исполнительством: будучи во Флоренции, он какое–то время берет уроки игры на виолончели. Но еще до этого, в 1875 г., он окончательно решает приступить к самому серьез­ному изучению немецкого языка.[67] Успехи были настолько значительны, что они позволили ему вступить в общение с вид­ными деятелями вагнерианского движения и, сверх того, спус­тя несколько лет создать первые литературные опыты на нем. Ими были очерки на темы музыки Вагнера и защиты его идей.

Имея в виду сформировавшуюся в итоге всей жизни Чем­берлена коллекцию его сочинений, можно существенно кри­тичнее отнестись к самооценке собственных свойств его мышления. Очевидно, что усвоенная им стилистическая мане­ра далеко не всегда согласуется с декларируемой ясностью слога и мысли. Он был человеком литературно одаренным, но вовсе не в смысле той литературы, корифеев которой он почи­тал своими учителями: Вольтер, Руссо, Бальзак. Если в своих занятиях он смог приобщиться к немецкой тщательности, то в сочинениях мы видим скрытый за псевдонаучной оболочкой произвол вымысла и, в сущности, измену главному постулату научности: обоснования мысли достоверными фактами. Он был по природе кабинетным ученым, скажем, книжным чер­вем, начетчиком. И цитаты, их подбор и компоновка, а не ре­альное исследование, составили весь «научный» аппарат его философии истории и других теорий.[68]

Чтобы полностью погрузиться в немецкую культуру, Чем­берлен решается общаться только с немцами. Такое решение относится к середине 70–х годов, и это время он считает своим окончательным обращением к германизму. Именно это и выра­жено в уже цитировавшемся письме к тетке. Ей же он писал о своих трех заветных желаниях: оставаться всегда в Европе, из­бегая каких–либо поездок в колонии, быть вдали от Англии и, наконец, обосноваться в Германии. Все эти мечтания были осуществлены. Последнее, впрочем, с некоторым запоздани­ем. С 1888 г. он обосновывается в Вене, трактуя ее в духе не­мецко–имперской теории как столицу Восточной Марки Германского рейха, где и проводит двадцать лет своей жизни. Лишь с 1908 г. он обосновывается в Байройте, столице вагнерианства, прожив в нем тоже едва ли не двадцать лет, до самой кончины (1927).

Но Германская империя не очерчивала своими границами германство. Для Чемберлена последнее было «духовной си­лой», способной разлиться по всему миру.[69] Соприкоснувшись с нею, а после слившись, он приобрел смысл своей жизни. Он видел его не только в том, чтобы раствориться в германизме, подчинив себя его силе, но и в том, чтобы содействовать укреп­лению, распространению и утверждению его культурного и духовного господства над человечеством. Предстояло решить культурно–историческую задачу: доказать, что в приятии этого верховенства и состоит судьба человечества, смысл его буду­щего. Решающий способ доказательства — раскрытие содер­жания исторического процесса, в котором борьба за германизм является его ведущей тенденцией.

Поиск призвания. Три импульса

Осознание обретения смысла и направления своего духов­ного развития вовсе не означало, что Чемберлен вполне опре­делился в своем умственном и нравственном развитии и оно вошло в свою финальную стадию.