Основатели

Высокий человек отчаянно загребал рукой воздух, будто плыл. До них долетел его басовитый крик. Байта схватила мужа за руку и потянула за собой, вниз по спуску. Байта не сразу заметила второго человека, невысокого и седого, стоявшего рядом с одноруким гигантом. Торан крикнул на бегу:

— Это папин сводный брат. Тот, что был в Фонде. Я о нем рассказывал.

На газоне с коротко подстриженной травой, смеясь, они встретились, отец Торана для пущего веселья испустил последний задорный вопль. Он одернул короткий пиджак, поправил пояс с металлической пряжкой и заклепками — единственную уступку роскоши, поглядел на молодых людей и сказал:

— Ну и день же ты выбрал для приезда, сынок!

— Обычный день. Погоди: сегодня день рождения Селдона!

— Вот именно! Городской транспорт не ходит, мне пришлось нанимать машину.

Взгляд однорукого надолго задержался на Байте.

— У меня есть твой портрет, — мягко заговорил он, — но теперь я вижу, что человек, который его делал, не большой мастер.

Он вынул из кармана маленький прозрачный куб, и на свету заключенное в нем смеющееся лицо заиграло живыми красками.

— Ах, этот! — сказала Байта. — Не понимаю, зачем Торан послал вам такую карикатуру. Удивительно, что после этого вы позволили мне приблизиться к вам, сэр.

— Называй меня Фран. Терпеть не могу церемоний. Позволь проводить тебя к машине… До сих пор я считал, что мой сын не знает, чего хочет. Сейчас мне кажется, что скоро я переменю мнение о нем. Придется переменить, я думаю.

Торан вполголоса спросил у дяди:

— Ну, что старик? Все заглядывается на женщин?

Рэнду улыбнулся, и на его лице резче проступили морщины.

— Случается, Торан, случается. Он иногда вспоминает, что следующие именины будут шестидесятыми по счету, и расстраивается. Когда он об этом факте забывает — снова становится самим собой. Твой отец — торговец старой закалки. А ты, Торан, тоже не промах. Где ты отхватил такую красивую жену?

Молодой человек улыбнулся и сложил руки на груди.

— Э-э-э, дядя, долго рассказывать…

Дома, в маленькой гостиной, Байта выпуталась из дорожного костюма и с облегчением встряхнула волосами. Села, закинув ногу на ногу, и посмотрела на свекра таким же оценивающим взглядом, каким он смотрел на нее.

— Я знаю, что вы пытаетесь определить, — сказала она. — Хотите, помогу? Возраст — двадцать четыре, рост — четыре и пять, вес — один и десять, специальность — историк.

Она заметила, что Фран старался повернуться так, чтобы скрыть отсутствие руки. Нагнувшись к ней, Фран сказал:

— Если быть точным, вес — один и двадцать.

Она покраснела, он громко засмеялся и сказал, обращаясь ко всем присутствующим:

— Вес женщины можно определить по обхвату верхней части руки, при известном опыте, конечно. Хочешь выпить, Бай?

— И не только, — ответила она.

Они вышли, а Торан уткнулся в книги. Отец вернулся один и сказал:

— Бай скоро придет.

Он тяжело опустился на большое кресло в углу и положил негнущуюся ногу на скамеечку. Лицо его было красным и серьезным. Торан оторвался от книжной полки.

— Вот ты и дома, мальчик, я рад, — сказал Фран, — мне нравится твоя женщина. Характер у нее ничего себе…

…Молодая женщина сказала:

— Это старая история, ей триста лет. Она известна всем жителям Фонда. Не сомневаюсь, что и вы ее знаете. Все же я решила вам ее напомнить. Сегодня день рождения Селдона и, хотя я — уроженка Фонда, а вы — жители Хэвена, — это наш общий праздник.

Она закурила.

— Законы истории так же точны, как и законы физики, но история работает со сравнительно небольшим числом людей, тогда как физика — с бесконечным числом атомов. Поэтому изменение поведения объекта исторического исследования имеет большой вес. Селдон предсказал, что на протяжении тысячелетнего развития Фонда произойдет ряд кризисов, каждый из которых будет знаменовать очередной поворот истории на заранее рассчитанном пути. Нашим успехам всегда предшествовали кризисы, они всегда выводили нас из тупика. Значит, назревает новый кризис.

— Мы на пороге кризиса, — подчеркнула она. — Вспомните, последний произошел сто лет назад, а за эти сто лет в Фонд перекочевали все недуги Империи, которые, по Селдону, ведут ее к гибели. Инерция — наши правящие классы знают один закон: поменьше перемен. Деспотизм — у них единственный аргумент в любом споре: сила. Несправедливое распределение богатства — у них одно желание: удержать свое…

— В то время, как другие голодают! — неожиданно воскликнул Фран, изо всех сил ударив кулаком по подлокотнику кресла. — Золотые слова, девочка! Эти толстяки сидят на мешках с деньгами и губят Фонд, а честные торговцы вынуждены бежать от позора в такие дыры, как наш Хэвен. Это неуважение к Селдону, оскорбление его памяти, плевок в бороду! — он поднял руку, лицо его побледнело. — Мне бы вернуть мою руку! Почему они меня не послушали?

— Папа, не переживай, — попросил Торан.

— Не переживай, не переживай, — сердито передразнил его отец. — Мы и дальше будем гнить в этой норе, а ты будешь говорить: «Не переживай»!