Основатели

— Ваше превосходительство, я сожалею не меньше вашего и вынужден просить вас об издании приказа, согласно которому корабли независимых торговцев были бы равномерно распределены между флотами Фонда.

Оскорбленный тем, что его перебили, Индбур покраснел.

— Сейчас не время обсуждать подобные вопросы.

— Самое время, ваше превосходительство, — не отставал Рэнду. — Упомянутый приказ нужно издать до выступления Селдона. Я настаиваю на этом как представитель независимых миров. После явления Селдона приказ не будет выполнен. Если Селдон решит наши общие проблемы, наш союз распадется. Мы заключали его лишь на время кризиса.

Индбур холодно взглянул на Рэнду.

— Известно ли вам, что я, и никто другой, стою во главе вооруженных сил Фонда, и потому я, и никто другой, определяю военную политику государства?

— Бесспорно, ваше превосходительство, но есть процессы, ходу которых никто не в силах помешать.

— Я не разделяю вашей позиции. В данных условиях нельзя допустить рассредоточения сил. Это сыграет на руку противнику. Нам необходимо единство, господин представитель, как военное, так и политическое.

У Рэнду заиграли на скулах желваки. Он не счел нужным тратить время на произнесение титула.

— Вот как вы заговорили теперь, когда с минуты на минуту явится Селдон. Месяц назад вы были мягче и податливее. Тогда наши корабли остановили Мула у Терела. Позвольте напомнить вам, что корабли Фонда пять раз подряд терпели поражение, а все победы, одержанные объединенными силами, одержаны благодаря кораблям независимых миров.

Индбур угрожающе сдвинул брови.

— Господин посол, вы больше не являетесь persona grata[7] на Термине. Вопрос о вашей высылке будет возбужден сегодня же. Кроме того, будет проведено расследование вашего сотрудничества с антиправительственными подпольными силами Термина.

— Я уйду, — ответил Рэнду, — но со мной уйдут наши корабли. Мне ничего не известно о вашем подполье, зато мне известно, что ваши корабли сдавались Мулу в результате измены их командиров, а не матросов. Мне известно, что двадцать кораблей сдались при Ореггоре по приказу контр-адмирала — уж не знаю, демократ он или нет. Контр-адмирал, ваш ближайший соратник, сдал без боя двадцать совершенно целых кораблей, а потом председательствовал на суде над моим племянником, вернувшимся с Калгана. Это не единственный известный мне случай измены в верхах, и мои люди вместе со мной не хотят воевать под командованием потенциальных предателей.

— До момента отъезда с Термина, — сказал Индбур, — вы будете взяты под стражу.

Под обстрелом враждебных взглядов правителей Термина Рэнду направился к выходу.

Было без десяти двенадцать.

Байта и Торан уже сидели в зале. Они помахали проходящему Рэнду со своих мест в заднем ряду.

— В результате вы здесь! — удивился Рэнду. — Как это вам удалось?

— Нашим адвокатом был Магнифико, — улыбнулся Торан. — Индбур заказал ему композицию по мотивам сегодняшней церемонии с самим Индбуром в главной роли. Магнифико отказался присутствовать на церемонии без нас, и переубедить его было невозможно. Эблинг Мис тоже с нами. Куда-то пошел, — и вдруг испуганно. — Дядя, что с тобой? У тебя ужасный вид.

— Нечему радоваться, — сказал Рэнду. — Близятся тяжелые времена. Избавившись от Мула, Индбур примется за нас.

Подошел высокий прямой человек в белом и торжественно поклонился, приветствуя их.

— Капитан Притчер! — Байта с улыбкой протянула ему руку. — Вы уже на службе?

Капитан, пожимая ее руку, наклонился ближе.

— Что вы! Об этом не может быть и речи. Доктору Мису пришлось проявить чудеса изобретательности, чтобы вытащить меня сюда. Завтра опять домой — под домашний арест.

Было без трех минут двенадцать.

Магнифико был само страдание и уныние. Он скорчился в своем постоянном стремлении стушеваться. Нос его заострился, а глаза затравленно бегали.

Он схватил Байту за руку и, когда она нагнулась, прошептал:

— Как ты думаешь, моя госпожа, все эти великие люди были в зале, когда я играл на визисоноре?

— Я уверена, что все, — успокоила его Байта. — И я уверена, что все они считают тебя величайшим мастером игры во всей Галактике, а твой концерт — величайшим концертом в истории. Поэтому выпрямись и сядь как следует. Нужно всегда сохранять собственное достоинство, — и она легонько толкнула шута. В ответ на ее шутливо-суровую гримасу он слабо улыбнулся и выпрямился.

Наступил полдень, и стеклянный куб уже не был пуст.

Никто не заметил, как это произошло. Только что в кубе ничего не было, и вот, в мгновение ока появилось…

…Изображение старика, немощного и сгорбленного, сидящего в кресле на колесиках. На его морщинистом лице светились ясные глаза, и голос был живой и сильный. На коленях старика лежала книга.

— Я Хари Селдон, — сказал он.

Наступила тишина, зловещая, как перед грозой.