— Сэр, — сказал Меирус (это был единственный титул Первого Гражданина), — вы недооцениваете непрерывность истории. Опыт вашей жизни, полной подвигов и свершений, подсказывает вам убеждение, что ход истории можно в любой момент изменить, приложив известное усилие. Вынужден заметить, что это не так.
— Это доказал Мул.
— Его жизнь никто не в силах повторить. Он был больше, чем человек, согласитесь. И даже ему не все удалось.
— Котик, — пропела леди Каллиа.
Первый Гражданин сердито отмахнулся, и она испуганно умолкла.
— Не мешай, Каллиа! Меирус, я устал от бездействия. Мой предшественник отдал жизнь, чтобы организовать флот, равного которому нет во всей Галактике. Он умер, так и не воспользовавшись этим совершенным и мощным орудием. Бездействуя, оно заржавеет, а я, адмирал, не могу этого допустить. Мы постоянно вкладываем во флот деньги, ничего не получая от него. Офицеры жаждут славы, а солдаты — трофеев. Калгану нужна империя — вы можете это понять?
— Я вас понимаю, постарайтесь и вы меня понять. Власть, слава, добыча приятны, когда они есть. Путь к ним опасен и почти всегда неприятен. Удача может неожиданно обернуться поражением. Вспомните, нападение на Фонд ни для кого хорошо не кончалось. Даже Мулу не стоило с ним связываться…
В пустых голубых глазах леди Каллии стояли слезы. Ей так редко приходилось бывать с Котиком наедине. Этот вечер он обещал ей, но вот пришел этот ужасный, седобородый, худой человек, всегда глядящий скорее сквозь нее, чем на нее. И Котик принял его. Она не решалась произнести ни слова, боялась даже всхлипнуть.
Штеттин был в том настроении, которое леди Каллиа больше всего не любила. Он говорил жестко и нетерпеливо:
— Вы раб далекого прошлого. Фонд превосходит нас по территории и численности населения, но в нем нет единства. Он распадется под нашими ударами. Лишь инерция удерживает вместе миры Фонда, а я достаточно силен, чтобы ее преодолеть. Фонд был силен раньше, когда ни у кого больше не было атомной энергии, а флоты состояли из разбитых посудин.
Мул положил конец монополии Фонда на науку. Он распространил по всей Галактике знание, которое Фонд держал в секрете. У нас есть все, чтобы выступить против Фонда.
— Вы забываете о том, что существует Второй Фонд, — холодно заметил Меирус.
— Второй Фонд? — так же холодно переспросил Штеттин. — Вам известны его намерения? Ему потребовалось десять лет на то, чтобы уничтожить Мула, если верить сказкам о том, что Мула уничтожил именно Второй Фонд. Вы знаете, что среди психологов и социологов Фонда широко распространено мнение, что Мул полностью сорвал план Селдона? Если же действие плана прекратилось, значит, образовался вакуум, который я могу заполнить.
— Мы знаем об этом так немного, что не имеем права принимать решения.
— Мы можем узнать больше. На нашей планете сейчас находится гражданин Фонда — некий Хомир Мунн. Он написал несколько работ о Муле, где высказал мнение, что План Селдона сорван.
— Я слышал о нем и о его работах, — кивнул Первый министр. — Что ему нужно на Калгане?
— Он просил разрешения посетить дворец Мула.
— Вот как… Нужно отказать. Не следует разрушать суеверие, на котором держится государство.
— Я подумаю об этом и объявлю о своем решении при следующей встрече.
Меирус поклонился и вышел.
Леди Каллиа со слезами в голосе спросила:
— Ты не сердишься на меня, Котик?
Штеттин напустился на нее:
— Сколько раз я тебя просил не называть меня так при посторонних!
— Тебе нравилось…
— Разонравилось! Чтобы этого больше никогда не было!
Штеттин мрачно уставился в пол. Удивительно, как он терпел ее до сих пор. Она была добрым, недалеким существом, приятным на ощупь. Ее привязанность скрашивала полную превратностей жизнь Штеттина, но в последнее время эта привязанность становилась утомительной. Каллиа мечтала о свадьбе, о титуле Первой Дамы.
Странно: адмирала она вполне устраивала, а Первому Гражданину и будущему завоевателю нужно было что-то большее. Ему нужны были наследники, способные удержать его будущие доминионы. У Мула не было наследников, поэтому его империя не пережила его. Ему, Штеттину, нужна для основания женщина из какой-нибудь знатной семьи Фонда.
Он подумал, не избавиться ли от Каллии. Это будет нетрудно. Впрочем, не стоит. Она иногда оказывается очень полезной.
Каллиа тем временем приободрилась. Седобородый ушел, и железные черты Котика понемногу смягчились. Каллиа плавным движением поднялась с кушетки и прижалась к Штеттину.
— Ну, не ругай меня, пожалуйста…
— Ладно, не буду, — он рассеянно погладил ее по спине, — только помолчи немного, мне нужно подумать.
— Хорошо… Котик!
— Да?
— Котик, помнишь, ты говорил, что человек из Фонда привез с собой девочку. Можно мне будет с ней поговорить? Я никогда…
— У меня есть дела поважнее, чем принимать у себя во дворце детей! Здесь не воскресная школа! Оставь эти глупости, Каллиа.
— Тебе не придется ею заниматься. Я буду с ней говорить. Я так редко вижу детей и так их люблю!