Слушатели отпрянули, подсознательно почувствовав опасность.
Капитан продолжал:
– Он мутант, и, как явствует из его успехов, мутация оказалась для него полезной. Я не знаю его возможностей и не могу сказать, в какой степени Мул является тем, что наши триллеры называют «супермен», но то, что он за два года прошел путь от хулигана до завоевателя планет, весьма красноречиво свидетельствует в пользу исключительных способностей Мула. Неужели вы не понимаете, как это опасно? Мог ли Селдон предусмотреть возможность появления человека с уникальными биологическими свойствами в результате дефекта чьей-то хромосомы?
– Мне трудно вам поверить, – задумчиво протянула Байта. – Здесь идет какая-то сложная игра. Почему люди Мула не убили нас, если он супермен?
– Я говорил, что не знаю всех его возможностей. Возможно, Мул еще не готов выступить против Фонда и потому – что весьма разумно – не хочет поддаваться на провокации. Разрешите мне поговорить с его шутом.
Дрожащий Магнифико смотрел на большого, угловатого капитана с явным недоверием.
– Ты видел Мула собственными глазами? – медленно произнес капитан.
– Не только видел, сэр, а ощущал тяжесть его кулаков своим собственным телом.
– В этом я не сомневаюсь. Можешь описать его?
– Страшно даже вспоминать о нем, глубокоуважаемый сэр. Он человек очень мощного сложения. Рядом с ним даже вы покажетесь ничтожным. У него красные волосы, а сила… всей своей силой и всем весом я не мог разогнуть его согнутую руку, – все посмотрели на тощего Магнифико и улыбнулись. – Иногда, чтобы позабавить генералов или позабавиться самому, он подвешивал меня на одном пальце за пояс и заставлял читать стихи. Только после двадцатого стиха отпускал, да и то, если я точно соблюдал все рифмы, а иначе – начинай заново. У него огромная сила, досточтимый сэр, и он применяет ее с большой жестокостью. И глаза, сэр: никто не видит его глаз.
– Ну-ка, ну-ка…
– Он носит странные очки, сэр. Говорят, что они непрозрачные, потому что Мулу не нужны глаза. Он будто бы видит чем-то другим, и гораздо лучше, чем простые люди. Я слышал, – он перешел на таинственный шепот – что увидеть его глаза все равно, что увидеть смерть. Говорят, он убивает взглядом, сэр.
Магнифико обвел взглядом слушателей и, передернув плечами, добавил:
– Это правда. Клянусь жизнью, правда.
– Кажется, что вы правы, капитан, – вздохнула Байта. – Что будем делать?
– Давайте подумаем. Вы здесь ничего не должны? Взлететь можете?
– В любой момент.
– Значит, летите. Мул не хочет выступать против Фонда, но очень боится упустить Магнифико. Вас могут ждать, но у вас есть щит и, по-моему, вы быстрее, чем их корабли. Как только выйдете из атмосферы, летите на другое полушарие, а там максимально ускоряйтесь. Если вы улетите, спрашивать будет не с кого.
– Вы правы, – согласился Торан.
– Пожалуй, – холодно сказала Байта, – но что будет с нами, когда мы вернемся в Фонд?
– Что плохого может случиться с гражданами Калгана, изъявившими желание помочь Фонду?
Больше никто ничего не сказал. Торан повернулся к пульту.
Когда корабль удалился от Калгана на расстояние, достаточное для того, чтобы можно было совершить скачок, капитан хмуро сдвинул брови: ни один корабль Мула их не преследовал.
– Похоже, что нам позволили увезти Магнифико, – заметил Торан. – Не годится ваша версия.
– Видимо, Мулу нужно, чтобы мы увезли Магнифико, – размышлял капитан.
– Дело принимает скверный оборот.
Подлетая к Фонду, они услышали ультраволновую передачу. Шел выпуск новостей. Равнодушным голосом диктор объявил, что какой-то диктатор заявил Фонду протест по поводу того, что гражданами Фонда похищен один из его придворных. Затем диктор стал читать спортивные новости.
Капитан Притчер ледяным голосом сказал:
– Он идет на шаг впереди.
Подумав, добавил:
– Мул готов к нападению на Фонд, а похищение шута использовал, как повод. Нам придется нелегко: мы не готовы к войне.
15. Психолог
Вид человеческой деятельности, известный под названием чистой науки, являлся в Фонде наиболее свободной формой жизни, и неудивительно. Поскольку доминирование Фонда над Галактикой – и даже его выживание – зависело от уровня развития науки и техники, Ученый пользовался в Фонде значительной степенью свободы. Он был необходим и знал это.
В той же степени закономерным было и то, что Эблинг Мис – только те, кто не был с ним знаком, прибавляли к его имени все положенные звания – представлял собой наиболее свободную форму жизни среди представителей чистой науки. Он был Настоящим Ученым – с большой буквы. И чувствовал свою необходимость.
Случилось так, что все преклонили колени, а Эблинг Мис отказался это сделать и во всеуслышание заявил, что его предки в свое время не кланялись какому-то вонючему мэру. Мис сказал, что в прежние времена мэра обычно выбирали, а если что не так, то и смещали, а единственная вещь, принадлежащая человеку по праву рождения, – это врожденное слабоумие.