Основная операция

— Стой, кто идет?

Грубый брезентовый дождевик с капюшоном делал часового похожим на упитанного монаха в рясе. Но этот образ перечеркивался деталями. Рядом, на кнехте, был закреплен пластмассовый ящик полевого телефона. В неярком, рассеиваемом ночью и ветром свете отблескивал автомат.

Чижику это не понравилось. Он распорядился не выдавать оружия, и то, что его приказ нарушили, говорило о возможности осложнений. По уставу караульной службы часовой должен был пропустить на борт только его одного, а остальных держать под контролем, сообщив о прибытии неизвестных старшему офицеру корабля. Но Лисогрузов и его команда не похожи на людей, готовых покорно ждать своего разоблачения. Чем это он щелкал? Предохранителем пистолета, каким-либо специальным ножом, страшной складной дубинкой, разбивающей человеческий череп словно тыкву?

Бледным пятном маячило в тени капюшона напряженное лицо. Капитан-лейтенанту показалось, что это гитарист, любимец экипажа. Сейчас он становится помехой на пути далеко идущего и тщательно продуманного замысла. А в подобных случаях судьба человека решается однозначно, и его предупреждения не проливать кровь ничего не стоят, так — благие пожелания наиболее трусливого соучастника.

Только сейчас Чижик в полной мере осознал, что ему предстоит. Раньше он думал лишь о корабле — неодушевленном конгломерате легкого и тяжелого корпусов, силовой установки, систем жизнеобеспечения, навигационного оборудования и сотен иных механизмов и агрегатов. Техническая сторона задачи начисто вытеснила «человеческий фактор», как будто угнать предстояло пустую лодку. Но восемь человек не справятся с управлением, значит, придется приводить к повиновению остальных. Делать это предстояло не ему, поэтому он особенно о том и не размышлял. А ведь за этим бледным пятном еще четырнадцать… Но обратного пути не было.

— Кто идет?! — в голосе появилось напряжение, клацнул передергиваемый затвор.

— «Сочи», — ответил Чижик. В суровых климатических зонах паролями обычно избирали названия ласковых южных городов.

— Исполняющий обязанности командира базы со сменным экипажем! — бодро добавил он, надеясь, что матросу этого хватит и он не станет ревностно соблюдать устав.

— Командир ко мне, остальные на месте! — скомандовал часовой, точно придерживаясь инструкции.

Чертыхнувшись про себя, Чижик сделал несколько шагов. До трапа было рукой подать. Но никогда в жизни он не казался ему таким узким и крутым.

Старший лейтенант Ивашкин не отличался ревностным отношением к службе. Но появление на пирсе неизвестного отряда показалось ему очень странным, чтобы не сказать пугающим. Да, именно пугающим, причем не в переносном, а в самом прямом смысле. Когда они встретились, он явственно ощутил исходящую от незнакомцев опасность. Правда, вел их прямой начальник и приятель Сашка Чижик, но его объяснение прозвучало как-то неубедительно.

Почему сменный экипаж доставили поздним вечером? Почему не в полном составе? Почему нет заявки на транспорт? Почему у пирса стоит грузовик без водителя? Почему на перевозку людей не направили пассажирский автобус? Почему о прибытии ничего не известно дежурному офицеру? И как их смог встретить Чижик, если нет ни телеграмм, ни радиограмм, ни телефонных сообщений? Откуда он узнал про приезд сменной команды? Почему не послал Петухова или кого-нибудь из мичманов?

Постояв в задумчивости у брошенной машины, старлей зажег фонарик, заглянул в кабину, потом, откинув брезент, залез в кузов. Желтоватый круг пробежал по истертым доскам пола, обогнул старую, с лысым протектором «запаску». В щели у борта что-то блеснуло. Азарт следопыта заставил сердце учащенно забиться. Ивашкин наклонился, поддел мизинцем небольшой цилиндрик из желтой латуни. На ладони лежал пистолетный патрон. Не привычный, похожий на желудь макаровский и не бутылочнообразный тэтэшный. Значит, иностранного производства!

В душе старлея ворохнулось давно забытое чувство, которое появлялось в далеком пионерском детстве, когда отряд пел тревожную песню: «А пуговки-то нету у правого кармана, и сшиты не по-русски широкие штаны… А в глубине кармана — патроны от нагана и карта укреплений советской стороны…» Вот как просто разоблачаются шпионы! И гремит горн в сердце советского мальчика, требует по-гайдаровски: «Поднимайся, барабанщик!» Можно спустя рукава нести службу, напиваться мутным «шилом» и ходить по бабам, но когда запахло изменой, надо выполнять свой святой долг, туг спирт, юбки и дружбу с коварным иудой — в сторону! Хоть и риск для жизни имеется, но обороноспособность страны важнее!

Ивашкин расстегнул кобуру и осторожно выглянул наружу. Никого. Перескочив через борт, он побежал было на пирс, но будто ударился о невидимую стену. Их там девять головорезов, пристукнут — и пикнуть не успеет… А может, и другие на базу проникли, того и гляди штаб захватят, связь отключат, вырежут всех под корень да как жахнут из шестнадцати пусковых установок! Его бросило в жар. Распахнув шинель, он развернулся и быстро пошел к штабу. Кречко знает, что и как делать, ему за это зарплату платят…