Основной инстинкт

Никто из докторов не делал никаких записей, но и без того было ясно, о чем они думали: агрессивен, неприветлив, враждебен, любит спорить и не признает авторитетов.

— Они оба превосходные доктора, Ник. Я ценю их оценки и эрудицию. Я с удовольствием буду работать вместе с ними.

— Почему вы не сядете, — пригласил доктор Майрон.

— Отличная идея, — не слишком вежливо отозвался Ник. — Я рад, док, что вы догадались предложить мне сесть. Мне это никогда бы в голову не пришло.

Доктора опять неловко рассмеялись. Ник сел, и они долго разглядывали его. Он отвел взгляд в сторону. Наконец Макэлвайн нарушил молчание.

— Ник, — мягко сказал он, — мы поняли со слов доктора Гарнер, что вам в последнее время стало трудно управлять собой. Это так?

— Это касалось только одного человека, — сказал Ник.

— Вы думаете, лейтенант Нилсен заслуживал смерти? — спросил доктор Майрон.

— Заслуживал смерти? — Ник пожал плечами. — Не мне судить об этом.

— Но вы чувствуете какие-нибудь угрызения совести в связи с его смертью?

— Угрызения совести? Я бы чувствовал их только в том случае, если бы приложил руку к его гибели. А это не так. Вы спрашиваете, сожалею ли я по поводу его смерти? — Ник снова пожал плечами. — Я недостаточно хорошо знал этого парня. Давайте скажем так: я не буду по нему тосковать.

— Но вы испытываете определенное удовольствие в связи с тем, что он умер? Скажите честно?

— Так, доктор, может сказать только больной. Потому что никто… по крайне мере, никто в здравом уме… не испытывает удовольствия в связи с чьей-либо смертью. И я тоже, будьте уверены.

Ник сложил руки на груди, давая понять, что больше не собирается обсуждать эту тему.

Макэлвыйн бросил беспокойный взгляд на коллегу и решил прощупать другой подход. Он говорил участливо, по-свойски и сердечно улыбался, показывая прекрасные белые зубы.

— Скажите мне, Ник, когда вы возвращаетесь в мыслях к своему детству, эти воспоминания вам приятны? Или что-то в них тяготит вас?

Ник смотрел на своего мучителя долгих полминуты глазами, полными злобы и недоверия. Ему удалось подавить ярость, но скептицизм в голосе остался.

— Так вот, — сказал он спокойно и прямо. Номер один: я не помню, как часто я мастурбировал, но это было не раз.

Бет Гарнер закрыла глаза и покачала головой. Ник Карран не хотел сдерживать себя, Он никогда не будет плясать под чужую дудку, даже если это выгодно ему самому.

Голос Ника звучал все громче.

— Номер два: я не потерял уважения к отцу, даже когда подрос и узнал, чем они с мамой занимаются в постели.

— Ник, — прошептала Бет, — пожалуйста.

— Дайте мне кончить. Номер три: я не смотрю в толчок, пока не спущу воду. Номер четыре: я не мочусь и никогда не мочился в постели.

— Ник! — взмолилась Бет.

— И номер пять: пошли вы к черту, я ухожу. Ник встал и направился к двери.

Когда он шел к выходу, он слышал, как доктор Майрон сказал: — Ну, что ж!

Бет выбежала вслед за ним и помчалась по коридору, пытаясь догнать его. Она была зла и обижена в одно и то же время, Бет схватила Ника за рукав пиджака и попробовала остановить его.

— Что с тобой? — Бет была на грани срыва. Ей с трудом удавалось сдерживать себя. — Я стараюсь помочь тебе. Почему ты не позволишь мне помочь тебе?

Ник вырвался от нее. Он продолжал идти по коридору.

— Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужна никакая помощь. Понимаешь?

— Нет, нужна, — стояла на своем Бет. — Что-то происходит с тобой. Ты ведь спишь с ней, правда.

Он остановился и повернул к ней лицо.

— Тебе-то какое до нее дело, Бет? Ты что, ревнуешь?

— Меня интересуешь ты, а не она. Она подкупает людей. Манипулирует ими. Она способна на все.

— А я думал, ты ее почти не знаешь.

— Я знаю тип этих людей. Я психиатр, ты забыл? Я изучала такие характеры, как у нее. Я исследовала их.

— Ах, ты психиатр! Это означает, что ты тоже манипулируешь людьми, не так ли, Бет? Ты ведь практикующий психиатр. И значит, преуспела в этом деле еще лучше, чем она. Нам не о чем говорить.

Он повернулся и опять пошел по коридору, но на этот раз Бет не последовала за ним.

— Мне жаль тебя, Ник.

Она пожала плечами и побрела в противоположную сторону. Больше она не могла ничего для него сделать.

* * *

Было около часа дня, когда он добрался до дома Кэтрин Трэмелл в Стинсоне. Сильный туман на автостраде 1 затруднял движение. Он густыми хлопьями лежал на отвесных скалах, обволакивая дом и полностью отгораживая его от моря.

Здание казалось холодным, но светлый «лотус» стоял неподалеку от входа. Однако даже если бы автомобиль отсутствовал, Ник все равно был уверен, где найдет Кэтрин в Стинсоне. Здесь было ее пристанище, убежище, бункер, ее башня из слоновой кости.

Она не ответила на стук.

Ник осторожно, ощущая какую-то неуверенность в себе, открыл дверь.

— Кэтрин?

Никто не отозвался.

Дом был темен и мрачен, его контуры резко обозначились на фоне поблескивающей туманной белизны. Жилище точно было погружено в скорбь и хранило молчание — такое тяжелое, что Ник, казалось, мог протянуть руку и дотронуться до него.