— У меня есть адвокаты, у них есть друзья. И у меня есть друзья. На деньги можно приобрести множество адвокатов и друзей.
— Мне такие веши неизвестны. У меня нет денег. И адвокатов у меня нет. А единственным моим другом является Гас.
Она пожала плечами:
— Я и не говорила о
Ник Карран рассмеялся:
— Гас… Ты не нравишься Гасу» потому что он думает, что ты слишком плоха дли меня. Возможно, он и прав. Но
— Это
— Ага. Не хочешь ли подняться ко мне и выпить?
Она взглянула на немного изысканные наручные часы в платиновом корпусе:
— В девять утра? Несколько рановато… Или ты этого не находишь?
— Я давно уже на ногах и, если мои внутренние часы не врут, то для меня уже наступило время ленча. Так ты идёшь или нет?
Она даровала ему свою самую ослепительную улыбку:
— А я-то думала, что ты меня никогда не пригласишь.
— Мне кажется, ты не настолько хорошо знаешь свой характер, насколько тебе это самой кажется.
Они вошли в здание и поднялись по тёмным потрескавшимся ступенькам на третий этаж, где располагалась его квартира. Она шла впереди него, разговаривая с ним через плечо.
— Я изучаю, — проговорила она. — Я изучаю тебя. И очень скоро я буду знать тебя много лучше твоих друзей. Лучше, чем ты сам знаешь себя.
— Я уже говорил тебе, Гас — мой единственный друг, и я предполагаю, что он знает меня лучше» чем ему самому это хочется. Да и тебе, впрочем, не следовало бы быть столь уверенной в своих аналитических способностях: я никогда не открываю все свои карты.
— Значит, ты такой? Отчего же?
Они остановились перед потрёпанной дверью, ведущей в его апартаменты, и он начал рыться в кармане в поисках ключа.
— Ты никогда не познаешь меня полностью, произнёс он, — потому что я совершенно… — Совершенно синхронно и Кэтрин Трамелл и Ник Карран закончили эту фразу:
Ник постарался не высказать вслух своё недовольство, а Кэтрин — не рассмеяться над его предсказуемостью. Он отпер дверь и провёл женщину в свою квартиру.
Она минуту или две молчала, стоя в центре большой, напоминавшей пустой склад, гостиной, изучая голые стены, отсутствие каких бы то ни было персонифицированных штрихов, которые могли бы определить пространство вокруг именно как дом. Эта комната была
— Тебе следовало бы добавить сюда немного теплоты, — наконец произнесла она.
—
— Мне это уже понятно. Эта конура наглядно отражает всю твою сущность. Я думаю, тебе, наоборот, хотелось это скрыть.
Я не пытаюсь никого вводить в заблуждение, — ответил он из кухоньки-ниши, находившейся прямо рядом с входной дверью. Он стоял под сводом кухни, держа в руках нераспечатанную ещё бутылку «Джека Даньелза» с чёрной крышкой.
— «Джек Даньелз» подойдёт? Во всяком случае, должен подойти. Больше, прости, ничего нет.
— Прекрасно.
— Лёд?
Он достал из морозильной камеры холодильника ледяную глыбу
Она посмотрела на него, её брови поднялись, что означало немой вопрос.
— Я предполагал, что ты как-нибудь зайдёшь. — Он поднял нож для
Это был прямой вызов, и она приняла его. Она взяла нож для колки льда и взвесила его в своей руке как знаток.
— Дай мне поколоть лёд, — невозмутимо попросила она. — Ты ведь хочешь увидеть, как я это делаю.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и начала обрабатывать в раковине лёд. Он прислонился к стене тесной кухни и поджёг сигарету, не скупясь вдохнув в лёгкие дым.
— Я же говорила тебе, что ты снова начнёшь курить. — Он не видел, но мог чувствовать её улыбку. Осколки льда разлетались по сторонам. — Можно мне тоже сигарету?
Он дал ей ту сигарету, что курил сам, потом прикурил себе другую.
— Спасибо, — прошептала она, затем вновь повернулась к своему льду, врубаясь в него лезвием ножа.
Он принёс из кабинета два стакана, поставил их на стол, а сам занялся откупориванием бутылки бурбона.
— Сколько ты заплатила Нилсену за моё личное дело?
Кэтрин даже не обернулась в его сторону.
— Это случайно не тот полицейский, которого ты пристрелил прошлой ночью? А, Стрелок? — Она насыпала в каждый из стаканов по горсти льда, отобрала у него бутылку и разлила коричневато-красную жидкость поверх результата своих трудов.
— Как ты смотришь на то, что я прошу тебя не называть меня Стрелком?
— Тогда как мне тебя называть? — Она некоторое время размышляла, потом сама же ответила на свой вопрос. — Что, если я буду звать тебя Никки? Как тебе это нравится?
Нику Каррану было не так легко извернуться:
— Так обычно меня называла жена.
Она понимающе улыбнулась.