Ксюха рванула вперёд раньше, чем успела толком испугаться. Влетела в кухню, грохнулась на колени рядом с Людвигом, распростёртым на полу. Попыталась вспомнить всё, что знала о первой помощи, но мысли разлетелись в разные стороны, как голуби от велосипедиста, промчавшегося сквозь стаю.
Людвиг совершенно точно был жив: он тяжело и часто дышал, иногда вздрагивал, но в сознание не приходил. Ксюха осторожно коснулась его руки — кожа была холодная и очень бледная. Но никакой крови вокруг. По крайней мере, на первый взгляд.
Откуда-то тянуло палёным, но не так сильно, чтобы всерьёз подозревать, что Людвиг отравился угарным газом.
Да и чем-то другим отравиться он вряд ли мог: судя по полной чашке чая и нетронутой шоколадке, к еде он даже не притронулся. Разве что на стул присесть успел — а потом вместе с ним и свалился.
— Что вы с ним сделали?
— А не видно? Спать уложила.
— Прямо на полу? — ошарашенно спросила Ксюха первое, что пришло в голову.
— Где получилось — там и прилёг. А как бы я его в другое место перетащила? Мне даже стул сдвинуть тяжело, не то что этого оглоеда. — Ворчание у старушки получалось добродушным, не обидным. И не слишком взволнованным. Это странным образом успокаивало и пугало одновременно.
В первую очередь потому, что Ксюха никак не могла понять, на чьей стороне этот божий одуванчик и что вообще происходит. И что делать дальше.
— Надо скорую вызвать!
— Не поможет ему скорая. Да и не надо бы её сюда. Ничего, сам очухается, а уж сколько потом протянет — не мне знать. Так что не нервничай, ничего я ему не сделала. Придержала разве что, чтобы головой не ударился, но вряд ли помогло, он и раньше на всю голову отбитый был. И не надо на меня так сурово молчать. Забирай уже этого бедолагу, и чтоб я вас обоих тут больше не видела.
— Спасибо? — осторожно пробормотала Ксюха.
Очевидно, их отпускали. Более того, выпроваживали. Но ничего не объясняли, и это злило, хотя злость отступала, стоило только посмотреть на Людвига. Его надо было срочно вернуть домой.
Его надо было вернуть в Дом!
Но Ксюха всё же не удержалась, спросила:
— Тогда зачем вы вообще тянули время, слушали мою болтовню? Сказали бы сразу: «Проходи, забирай». Или боялись, что я грязными кроссовками полы испачкаю?
— Надо же было убедиться, что ты не причинишь ему вреда. — Старушка задумчиво пошамкала губами. — По крайней мере, не причинишь больше вреда, чем он сам способен себе причинить. Всё, иди уже. Быстро, быстро! И больше никогда не возвращайся. И ему передай — на порог не пущу, пусть даже не пытается.
Ксюха кивнула, вцепилась в Людвига левой рукой, правой нащупала в кармане ключ.
Зажмурилась, представляя себе Дом.
Взмолилась мысленно: «Забери нас отсюда!»
И исчезла.
В этот раз перемещение получилось каким-то резким, нервным. Ксюху выдернуло из кухни так, что зубы лязгнули друг о друга, а потом так же грубо приложило коленями об пол Дома. Людвиг приземлился удачнее — на одну из шкур. Но, наверное, всё равно ударился, потому что сразу же тихо застонал, хотя в себя так и не пришёл.
Ксюха всхлипнула. Она не собиралась реветь, это как-то само собой получилось: от страха, от беспомощности, от обиды на весь окружающий мир, оставивший её один на один с проблемой, которую ей не под силу решить.
Старушка сказала, что скорая Людвигу не поможет, и, похоже, не врала. Кем бы эта странная бабуля ни была и какие бы цели ни преследовала, Ксюха так и не почуяла от неё никакой опасности. И вранья тоже, а уж распознавать чужую ложь она всегда умела.
Ладно, об этом можно и позднее подумать.
Или у самого Людвига спросить. Он-то знал, куда и зачем отправился, и Ксюха обязательно вытрясет из него информацию, как только он придёт в себя.
Главное — чтобы пришёл.
Пока что не приходил.
Время застыло, будто его вдруг поставили на паузу, как фильм или компьютерную игру. Ничего не происходило. Даже Дом затаился, замер в напряжённом ожидании: не шуршал, не вздыхал, не тянулся тенями из угла. Людвиг лежал на полу, Ксюха неподвижно сидела рядом с ним — и совершенно не представляла, что делать дальше.
Звать на помощь? Тормошить? Молиться? Рыдать?
«Двигайся! Делай хоть что-то!» — приказала она себе, но так и осталась сидеть.
«Я сейчас досчитаю до трёх — и встану…»
«Встану. Обязательно встану. Я смогу».
Прорваться через оцепенение оказалось неожиданно сложно. Ксюху словно окружала густая липкая смола, и от того, что смола эта была воображаемой, легче не становилось. Даже дышать получалось с трудом, какие уж тут движения.
Но она всё равно попыталась. Моргнула. Пошевелила пальцами. Сжала кулак.
Время тяжело, неохотно сдвинулось с места, словно провернулась огромная проржавевшая шестерня.
— Людвиг, — тихо позвала Ксюха. — Очнись, пожалуйста.
Он не реагировал, но хотя бы дышал. Совершенно точно — дышал.
Ксюхе не нравилась его бледность и то, каким он был холодным. Не оборотень, а какой-то вампир в спячке!
И ещё больше ей не нравились его насквозь мокрые кеды. В лужу, что ли, влез по пути? Так и простыть недолго в придачу ко всему остальному.