Вот три заповеди, которые каждый христианин должен помнить, чтобы не впасть в искушение:
Всем нам следует осознать, что все христианство сосредоточено в молитве Господней, что она подобна восхождению на высочайшую гору и должна сделаться нашей жизнью. Только в этом случае и наша жизнь станет молитвой.
С другой стороны, слово «искушение» с некоторых пор приобрело среди православных чрезвычайную популярность. Чуть что, сразу же слышишь: «Ой, искушение, ой, искушение!..» Преподобный Амброзий Оптинский [31] рассказывал, как некий игумен обходил кельи и наблюдал за тем, насколько усердно молятся монахи. Зашел к одному, глядит – а тот на свече яйцо запекает. Инок увидел игумена, испугался и запричитал: «Отче, прости, меня лукавый искушает!» Лукавый же в это время выглянул из угла и усмехнулся: «Нет, это он сам придумал, я у него лишь учусь!»
Мы ввели в моду своего рода псевдохристианский жаргон:
Мы запутались в словесной мишуре, а на самом деле все обстоит просто: христиане перестали читать духовную литературу. Мы просматриваем церковную прессу, слушаем православные передачи по радио, порой с утра до ночи, а зачем? В результате духовное чтение подменяется получением религиозной информации. Но нам же на самом деле всего этого не надо: по милости Божией мы располагаем неизмеримым богатством духовной литературы!
В «Добротолюбии» приводится такой пример. Если кто-то попросит тебя: «Брат, сделай то-то и то-то, ты ведь умеешь!» – а ты ответишь ему: «Нет, брат, я грешен, не смогу!», – то он вправе назвать тебя лицемером. Тебя просят о помощи, а ты корчишь из себя смиренного! Да будь ты хоть тысячу раз недостоин, но раз тебя попросили – сделай!
Всему виной – наша вековечная лень, но как же хочется облечь ее в такое вот смиреннословие! В наших речах то и дело звучат фальшивые интонации. Взрослые, здоровые люди ходят согбенные, женщины закутаны в черные платочки по самые брови… Не надо изображать беспомощных калек – с нас же берут пример дети! Ложное юродство, ложное смирение, постоянные фобии: это, мол, страшно, этого делать нельзя, а это – вообще от антихриста… Со всем этим нам, христианам, предстоит долго и упорно бороться.
Иногда прихожане спрашивают: как отличить бесстрастие, к которому мы призваны стремиться, от окаменелого нечувствия.
На самом деле бесстрастие и бесчувствие – суть совершенно разные вещи. Бесстрастие – очищенные чувства, чувства, не зараженные грехом. Бог обладает всей полнотой чувств. Когда мы говорим, что человек бесчувствен, это значит, что его чувства настолько поражены грехом, что сердце превратилось в камень. В то же время бесстрастие – активное проявление любви.
Чувства – не помеха для духовной жизни. Когда Лазарь умер, Господь прослезился. Человек может испытывать радость, любовь, гнев и скорбь бесстрастно. Когда мы бесстрастны, когда нас ничто не возмущает, это замечательно, потому что корень у слова
Мне кажется, что бесстрастный человек как раз более уязвим скорбями мира сего. Преподобный Силуан Афонский был бесстрастен, но не мог не плакать о мире, не мог не молиться о нем «до крови». Он говорил: «Молиться – значит кровь проливать». Его любовь была подобна открытой незаживающей ране. Правда, ему довелось пройти через многочисленные искушения, прежде чем это наконец произошло…
Примечания
1
2
3
4
5