Вот какие ситуации приводит С. Т. Шацкий в книге «Годы исканий»: «Я крещусь, прижимаю крепко руку ко лбу, плечам и груди, становлюсь на колени, кланяюсь до полу и повторяю мои молитвы несколько раз от начала до конца. Но и слов не хватает. Я, молча, напряженно глядя перед собой, застываю в мольбе, переживая ее всем существом моим. Отчаянная же мольба моя была… чтобы меня „не спросили“, а если „спросят“, то чтобы мне получить „пятерку“… С сознанием неизбежности ожидающей меня судьбы выхожу на улицу… Я перебираю в уме еще раз все, что задано… Не пропускаю ни одной церкви, часовни, креста, чтобы не перекреститься. Едет старая московская конка в одну лошадь. Я смотрю на номер вагона – нельзя ли по цифрам погадать так, чтобы в результате получилось пять, десять, пятнадцать, двадцать… Выдается угол дома, стоят фонарные телеграфные столбы. Я считаю шаги до них. И мне нужно, чтобы их было сорок пять, пятьдесят, пятьдесят пять, – вообще кратное пяти. Выходит как будто бы плохо – сорок девять. Но это не так еще плохо – из девяти вычесть четыре получится пять, здесь скрытая пятерка. Так я складывал, вычитал, умножал и делил, приближаясь к месту моего страшного суда. В карманах у меня гвозди и ломаные подковы „для счастья“…» [118, стр. 45].
«Перед математиком Штучкиным стоит в жалкой позе Зимин Сергей. Он получил единицу – Михаил Федорович, простите.
Мне вас нечего прощать. Вы не знаете ничего. Не могу же я вам ставить пять. Этак все начнут так отвечать…
Михаил Федорович, простите, я буду всегда учить, Михаил Федорович, меня дома высекут, меня высекут…
Простите его, – гудит сдержанно класс, – у него мать злая… Зимин рыдает, ловит руку Штучкина, хочет поцеловать. Тот отдергивает, а Зимин целует рукав.
Идите на место, Зимин, мне нет дела, высекут вас или нет. Вы же знаете, я должен поставить единицу.
Класс потрясен. Звонок. Учитель уходит, и плачущий Зимин за ним, провожает его до дверей учительской. Перемена кончилась. Зимин садится на ступенях лестницы, которая идет сверху. Учителя спускаются вниз один за другим. Замечательно, что никто не сказал ничего Зимину, и даже каменный Николай Иванович обошел его, не сделав замечания» [118, стр. 59].