Основы гуманной педагогики. Книга 5. Учитель

– Ты же не знаешь, как меня зовут? Почему не спрашиваешь? – заговорил мальчик.

Который раз сегодня мальчик загонял его в краску. Ведь надо было спросить, как его зовут?

– Извини, пожалуйста. У тебя, наверное, очень красивое имя!

– Тебе нравится твоё имя? – спросил мальчик.

– Почему бы и нет! Мама меня так назвала!

– Меня тоже назвала мама, и мне нравится моё имя. Я тоже, как ты, Алексей.

– Что?! Алексей?! Не может быть! – воскликнул Алексей Александрович.

– Чему ты удивляешься? Думаешь, другой, кроме тебя, не имеет права носить это имя?

– Нет, почему же… Но как это так, что ты тоже Алексей?

– Наверное, так нужно было, – спокойно пояснил мальчик.

На следующей остановке поднялись две молодые женщины, одна из которых была с девочкой, другая – с мальчиком. Детям было по три-четыре годика. Мамы усадили их вместе, сами уселись за ними и продолжили прерванный разговор.

– Я знаю их, они из нашего детского сада, – шепнул мальчик Алексею Александровичу.

– Ты знаешь всех ребят?

– Нет, не всех, но многих. Ты, наверное, тоже ходил в детский сад?

– Да, – ответил он неохотно.

– Тебе не хочется вспомнить кое-что из детства?

– Как сказать… Не очень. Да и затуманено в моей голове это прошлое.

– Ничего светлого не осталось от той жизни? – допытывался мальчик.

– Не знаю…

– Посмотри на этого мальчика и эту девочку, – сказал он вдруг, – видишь, они шушукаются и хихикают. Как ты думаешь, они влюблены?

– Какое им время влюбляться!

– Это почему? – возразил мальчик. – Кто может сказать, что именно сейчас не определяется их отдалённая судьба?

– Но это очень раннее детство… – стоял на своём Алексей Александрович.

– Я всё же думаю, что они шепчутся о своём будущем.

– Ни о каком будущем они не шушукаются. Говорят, наверное, о каких-то глупостях.

Мальчик сердито посмотрел на него.

– Дети не умеют говорить глупости, – сказал он строго, – они могут говорить о кошке, о мышке, о солнце, об облаке, могут говорить ни о чём. Это для вас – взрослых – глупости. Но так они обсуждают смысл жизни. Однако взрослые часто мешают им этим заниматься.

Автобус остановился, и мамы засуетились.

– А ну-ка, Машенька, быстро…

– А ну-ка, Лёшенька, вылезай…

Родители тоже сошли с автобуса вслед за детьми.

Машенька и Лёшенька взялись за руки и побежали вперёд. Мамы погнались за ними.

Во дворе детского сада было много детей и взрослых – мам, пап, бабушек и дедушек.

Мальчик потянул Алексея Александровича за руку и тихо сказал:

– Вот она – Антонина Георгиевна, моя воспитательница. Теперь ты можешь идти. Вечером за мной придёт мама, так что ты можешь заниматься переездом в другой город, – сказал мальчик.

– Хорошо…

Мальчик направился в сторону воспитательницы.

Алексей Александрович ушёл не сразу – он взглядом провожал мальчика, пока тот не присоединился к группе Антонины Георгиевны. Но стоило ему повернуться и сделать пару шагов к выходу, как услышал, что мальчик зовёт его. Он подбежал к нему, взял за руку и отвёл в сторонку.

– Можно, я доверю тебе секрет?

– Конечно!

– А ты не скажешь маме?

– Нет, раз ты этого не хочешь.

– Тогда наклонись, шепну тебе на ухо.

Алексей Александрович присел на корточки, и мальчик проговорил ему прямо в ухо:

– Понимаешь, случается так, что в тихий час я мочусь в постели. Из-за этого Антонина Георгиевна злится на меня и угрожает.

В это время раздался резкий мужеподобный голос Антонины Георгиевны:

– Алексей, вернись немедленно, хватит шушукаться!

– Я ненавижу её… – шепнул мальчик, и не спеша побрёл обратно.

Алексей Александрович так и остался сидеть на корточках, как скульптура из камня. Детей завели в здание. Он прислонился к забору, закрыл глаза и вслушался в голос мальчика – хотел за звучанием и за словами увидеть то, что могло происходить в этом белоснежном здании. «Я ненавижу», – сказал мальчик. Видимо, это она ненавидит его, что и вызывает в нём ответную ненависть. Алексей Александрович не педагог, то есть не имеет диплома о так называемом высшем педагогическом образовании, но разве нужно им быть, чтобы понять: любовь воспитывается любовью!

Во дворе ещё оставались взрослые, которые привели детей; они стояли группами, о чём-то говорили, а потом медленно расходились. Сторож велел всем покинуть двор. Алексей Александрович оглянулся и нашёл уголок, где мог укрыться от сторожа. Тот, освободив двор, запер ворота на тяжёлый замок и вошёл в свою будку.

Алексей Александрович сел на траву, прислонился к стволу дерева и закрыл глаза. Тайна мальчика жгла всё его нутро. Он один со своей тайной, как и Алексей Александрович один перед своими мучительными переживаниями.

Со второго этажа то и дело он слышит резкий мужеподобный голос воспитательницы. Голос кажется ему до боли знакомым и вызывает злобу и страх.

Он старается вообразить, что сейчас происходит с мальчиком.

Смутные воспоминания начинают в нём разворачиваться, и потому в тетради из двухсот страниц об этой полосе жизни у него остались лишь неразборчивые каракули.