Основы гуманной педагогики. Книга 5. Учитель

Понимаю: вас с отцом напугало новое время, вы теряете веру в завтрашний день; вы видите, как учитель становится все более неуважаемым членом в обществе, как материально нуждается, как ограничен в своей деятельности и вот-вот превратится в технолога; вы тоже, как многие ваши коллеги, сетуете о распущенных нравах подрастающего поколения, о трудностях управления ими и т. д. и т. п. И вы, любящие свою единственную дочь, хотите уберечь меня от тех невзгод, которые переживаете сами, хотите, чтобы моя участь была лучше вашей.

Я понимаю вас, любимые. Но попытайтесь теперь понять меня.

В течение четырех лет в университете меня учили всяким педагогическим «наукам», до боли уже известным мне и моим однокурсникам. То, что говорили профессора педагогики и разных методик, все это мною было уже пережито, будучи еще ученицей. Мы с друзьями часто с досадой подытоживали, что университет нам ничего не дает, кроме диплома. А диплом действительно был нам нужен, чтобы, как билет в театр, имели возможность войти в жизнь, как вы, старшие, любите говорить.

Но вот на пятом курсе к нам пришла профессор, улыбающаяся, уже в возрасте. Она сразу расположила нас к себе. Пришла со своей авторской программой об основах гуманной педагогики. Это был курс по выбору. Я записалась в группу этого профессора, вовсе не думая, что мое стабильное сознание будет перевернуто. Но профессору понадобились на это не годы, а всего один семестр. Она приходила к нам с книгами классиков педагогики, давала нам их почитать и учила выискивать подтекст. Так мы пришли к пониманию того, что в основе классической педагогики лежит Святое Писание, она есть детище христианской философии.

Мы узнали, что классические творения есть вершина педагогического сознания. Мы совсем по-другому осмыслили понятия. Теперь я знаю, что слово Учитель по своему значению занимает второе место после слова Бог. Слово Школа означает лестницу для духовного восхождения Ребенка, и Лестница эта находится в Учителе. То есть я есть Школа, она во мне.

Мама, ты такие вещи понимаешь? Ты их принимаешь? А папа?

Еще я узнала о смыслах слов «Вера», «Духовность», «Гуманность», «Миссия», «Ребенок»… В конце концов я познала свою целостность с Ребенком, познала то, что в Учителе уже присутствует Ученик, а Ученик уже переживает в себе своего Учителя. Каждый из нас есть Учитель для кого-то, и тут же есть Ученик для своего Учителя. Восточная мудрость гласит: «Никто тебе не друг, никто тебе не враг, каждый для тебя Учитель». Здорово, правда?

Профессор давала нам задания писать рефераты и размышлять о жизни, о своих педагогических взглядах, об учениях классиков. Она проводила с нами уроки, и я поняла, что настоящий Урок – это тот, который вбирает в себя Ребенка с его жизнью и помогает ему облагородить и обогатить в себе эту жизнь.

Мне посчастливилось, мама!

На семинаре профессор похвалила меня за реферат, и я, проявив смелость, сказала о своем педагогическом родословии. Она заинтересовалась и расспросила меня о датах жизни моих предков, о родственных связях, и вдруг сказала: «Вы, значит, потомок моего любимого известного педагога Виктора Николаевича Сорока-Росинского!»

«Это как?!» – удивилась я.

Она объяснила, и получается, что Виктор Николаевич Сорока-Росинский тебе, мама, приходится прадедушкой, а мне – прапрадедушкой. Ты, наверное, знала об этом, но надо было сказать и мне. Я помню, на книжных полках лежит у нас томик, но, к сожалению, нетронутый.

Профессор принесла мне небольшой томик Сорока-Росинского из серии «Антология гуманной педагогики» и предложила написать реферат. Вот пара прекрасных мыслей, которые я выписала из этого томика:

«Педагогика, – хотя она еще не наука и, может быть, никогда ею не станет, – всегда была, есть и будет этической системою и, как таковая, должна регулироваться общими этическими ценностями Истины, Добра и Красоты» (выделено мною).

«Старорежимная педагогика почти целиком строилась на принципе принуждения; в ней всё – и учебные программы, и способы их прохождения, и школьная дисциплина, – всё это давалось воспитанникам сверху, как веление, подлежащее безусловному выполнению. Ученик не мог выбирать, рассуждать, желать или не желать, он должен был только выполнять».

Разве не так ли я воспитывалась в школе, отчасти и в семье тоже?

Не сердись, мама, но разве в школе вы с отцом не так воспитываете детей?

Я плакала, читая страницу о том, как он погиб.

Он погиб в том же году, когда родилась ты, мама, в 1960-м.

И вот как это было. В конце 50-х годов он вышел на пенсию, но не представлял свою жизнь без детей. Потому создал у себя дома (а квартира была у него маленькая) клуб, который назвал Академией. Он – ты понимаешь, мама! – обзванивал близлежащие школы и просил, чтобы ему присылали так называемых трудных и отстающих учеников. Он занимался с ними и делал их преуспевающими и талантливыми.