Основы искусства святости, том 3

Как только человек начинает искренно и усердно работать Богу, он вскоре замечает, что многое, на что раньше не обращал никакого внимания, становится ему помехой. Раньше, например, барышня в храм не могла показаться без шляпы, а теперь, наоборот, сделавшись целомудренно-скромной девой-христианкой, не может в ней появиться — стало стыдно за «цветочный горшок» на голове, стеснительно (при низких церковных поклонах) и, просто сказать, неприлично. И вот приходится, без всякого принуждения извне, а в силу только требования внутреннего духа, надевать платок. И душа находит себя и свое место. Смотреть на иконы уже не стыдно, потому что дева на них узнает себе подобных жен и дев, хотя и прославленных. А раньше храмовая обстановка, при чудовищнокарикатурном одеянии барышни, при корсетах, французских каблучках, оголенных шее и груди, была для нее душна, невыносима; оттого ей и в церкви тяжело было находиться... Потому что все казалось чужим.

Итак, с погружением в глубину духовной жизни является необходимость в отказе сперва от ненужных и лишних вещей, потом от тех, к которым мы привыкли и которыми часто пользуемся, хотя и без особой нужды в них, и наконец от самых необходимых. Настает время подвигов. Необходимость в них возникает естественно, и обвинять монахов и подвизающихся мирян в изуверстве

(«И без этого можно спастись», — говорят обычно таковым) — значит не понимать сущности духовного делания и ни разу не коснуться его опытом даже из любопытства.

Это все можно хорошо видеть на следующем примере. Возьмем пресловутое «опрощение» Льва Толстого, его шитье сапог, косьбу, пилку дров... Вне всяких философских предпосылок (мы против них, если бы они и были, не стали бы протестовать сейчас), сам он дело объясняет так (в письме к Е. Попову от 1888 г., марта месяца): «Табак тоже бросил, две недели совсем не курил, раз только... И сапоги без табаку принялся шить»¹.

Как только, следовательно, принял решение бороться со страстями, возникла необходимость чем-нибудь заглушить -176-

мучительную к ним тягу — отвлечь внимание хоть шитьем сапог. Конечно, у христианских подвижников все это осмысленнее выходит, ибо они свое внимание отвлекают от страсти, а плоть свою трудом ради Бога в подчинение духу приводят. И Бог благословляет и освящает и самый труд их телесный, так что они со всех сторон получают пользу — и духовно преуспевают, и от телесного делания смиряются, и получают чрез то благодать.

Еще пример. Тот же Толстой пишет В. Алексееву (от 1881 г., ноября месяца): «Сижу все дома, утром пытаюсь работать, плохо идет. Часа в 2-3 иду за Москву-реку пилить дрова. И когда есть сила и охота подняться, это освежает меня, придает силы... Но когда не хожу... — раздражение, тоска»².

Итак, даже простой моцион барина, вроде пилки дров «от скуки» (что, конечно, нельзя смешивать со святым послушанием ради Господа, на той же работе в монастыре), служит аскетическим целям и утишает раздражение.

Отсюда же берет начало и спорт.

Mens sana in corpore sano: здоровый дух — в здоровом теле. Это изречение Ювенала близко принял к сердцу и делу культурный век, тем более что у него с язычеством одни и те же взгляды на душу человека, ее здоровье и назначение. Но как бы то ни было, на этом еще можно помириться. И Климент Александрийский , знаменитый учитель первохристианской Церкви, так наставлял в своих лекциях в Огласительной школе в Александрии современных ему юношей, которые готовились еще к принятию христианства и недавно только отказались от языческого нечестия (т. е. были в состоянии оглашения):

«Если этим занятиям [гимнастическим] отдаются без отклонения от дел более важных, то это прекрасно и небесполезно. И женщины не должны уклоняться от телесных упражнений; пусть только не в борьбе и беганье взапуски они упражняются, а волну прядут и ткут и кухарке помогают, если нужно [работой по дому занимаются]... Из мужчин же одни могут бороться, другие в мяч играть, особенно на открытом воздухе; другие пусть довольствуются путешествием по стране и прогулками по городу... Борьба же, нами дозволяемая, должна проводиться не ради какого-нибудь суетного состязания, а для вызова испарины на теле; и не с бахвальством своей ловкостью должно приступать к ней... а в интересах столь необходимого и столь полезного

-177-

здоровья... И все же во всем должно наблюдать меру и цель... Не должно рабом пожеланий быть и разнузданной жизни отдаваться, но не должно и в

противоположных вещах меру преступать. Правое — в середине. Это — умеренный, мудрый образ жизни, свободный от обеих крайностей, роскоши, но и скряжничества».