«Это было давно, когда я ещё учился в коммерческом училище. Я жил на квартире недалеко от училища, а отец мой с семейством жил на Васильевском острове. Он служил чиновником в таможне и занимал казённую квартиру около биржи. Занятый службою, он посещал меня редко. Однажды ночью, когда я ещё не ложился спать и читал какую-то книгу, бывши один в комнате, вижу: моя дверь отворилась и в комнату входит мой отец, бледный такой, печальный. Я нисколько не удивился его приходу, объясняя оный естественною отцовскою заботливостью обо мне. Прямо подошёл ко мне и говорит: „Вася, я пришёл тебя благословить... живи хорошенько и не забывай Бога“. Сказав это, он благословил меня как следует и скрылся, т.е. вышел в эту же дверь. Это посещение не произвело на меня никакого впечатления, как вещь обыкновенная, - отец часто приходил ко мне и так же скоро уходил. Но каково же было моё удивление, когда немного спустя, после ухода моего отца, ко мне стучат в дверь (так как я заперся, чтобы ложиться спать). Отворив дверь, я увидел кучера, приехавшего за мною. Он мне сказал, что отец мой только что скончался. И действительно, как оказалось, он умер не более часа тому назад и именно почти в то самое время, когда я видел его у себя в комнате. Тут для меня стало всё ясно: благословлял меня отец, уже умерший».
4) Доктор, после многочисленных визитов, сидел вечером несколько усталый в своём приёмном кабинете; когда пробила половина девятого, он подумал, что пора ему закончить приём и отдохнуть, и встал с своего кресла, чтобы запереть дверь, но в эту минуту она отворилась и в комнату вошла девочка, худенькая и бледная, с большим платком на голове, и так обратилась к моему другу: «Доктор, пожалуйста, навестите мою мать, - она очень больна». Доктор спросил у девочки её имя, имя матери и их адрес, на что та ответила ему совершенно внятно, и он подошёл к своему письменному столу, стоявшему в глубине кабинета, чтобы записать её слова. Записывая, ему пришло в голову идти к больной тотчас же, вместе с девочкой, но когда он отвернулся, чтобы сказать ей это, её уже не было в комнате. Быстро отворив двери, он вышел на подъезд, посмотрел во все стороны, девочки нигде не было. Немало удивлённый её быстрым исчезновением, он наскоро взял свою шляпу и палку и последовал за нею. Без труда нашёл он дом по данному адресу и был введён к больной: «Я врач, - сказал он, -вы посылали за мной»? - «Нет, не посылала», - ответила больная. Думая, что он ошибся адресом, доктор, читая в своей записи, спросил: так ли её имя? и получил утвердительный ответ. «А есть ли у вас дочка такого-то имени?» На этот вопрос больная ответила не тотчас же; на глазах её блеснула слеза, прежде чем она выговорила с заметным волнением: «Нет, доктор, теперь нет. У меня была девочка, которую звали этим именем, но она умерла полтора часа тому назад» - «Умерла? где умерла?» - спросил доктор. - «Здесь», - отвечала мать. - «Где же лежит её тело?» - «В соседней комнате». Старшая дочь больной повела туда доктора, и он узнал в умершей ту девочку, которая приходила звать его к больной матери.
5) Случай этот сообщён самим сэром Эдмондом Горбни, главным судьёй высшего консульского суда в Китае и Японии, который сам о себе говорит как «о человеке закона, как по образованию, так и по семейным традициям, неспособном давать волю своему воображению и не верящем в чудесное».
Он рассказывает, что, живя в Шанхае, имел обыкновение принимать у себя по вечерам газетных репортёров, приходивших к нему для получения судебных приговоров, которые на другой день должны были появиться на страницах газет. Репортёры довольно аккуратно посещали его с упомянутой целью; в особенности Г-н X...., бывший издателем одной вечерней газеты. Это был странный, молчаливый человек, очень мало говоривший о себе и, очевидно, много испытавший горя в своей жизни. Я с ним не был знаком иначе, как с газетным репортёром и других отношений к нему не имел.
«В тот день, когда имел место необъяснимый случай, о котором хочу рассказать, в 1875 или в 1876 году, я ушёл в свой кабинет, час или два спустя после обеда и занялся перепиской судебных решений. В половину двенадцатого часа ночи я окончил свою работу, позвонил камердинера и передал ему пакет с переписанными приговорами для передачи репортёру, если бы он за ними пришёл. Не было ещё полуночи, когда я разделся и лёг в постель. Нужно заметить, что я сплю очень чутко, в противоположность жене моей, которая, напротив, спит очень крепко, так что бывает трудно разбудить её в первый период сна. Французская постель помешалась как раз напротив камина, на котором стояли часы. Газ вполне не потушался, но только уменьшался, так что во всякое время ночи, не вставая с постели, я имел возможность свободно различать время, когда просыпался и закуривал, по своему обыкновению, сигаретку.