Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

Антропоцентризм в лексике также проявляется во включении в лексическое значение слова, так сказать, «человеческого измерения». Ю.Д. Апресян утверждает, что для многих языковых значений представление о человеке служит естественной точкой отсчета. Так, мы оцениваем размеры животных, соотнося их с нормальными размерами человеческого тела: слоны, носороги и бегемоты – большие животные, потому что они больше человека, а зайцы, кошки, хомяки – маленькие животные, потому что они меньше человека.

«Надо сказать, что число «антропоцентричных» значений в естественном языке гораздо больше, чем обыкновенно думают. Еще Ч. Пирс, размышляя над такими, казалось бы, чисто физическими понятиями, как «тяжелый», «твердый», «прочный», допускал, что в них может входить представление о человеке. В самом деле, что такое ТЯЖЕЛЫЙ (о весе)? По нашему мнению, в наивном сознании значение этого слова связывается не столько с массой тела, сколько с количеством усилий, которые нормальный человек должен затратить для манипулирования соответствующими объектами – для их смещения, поднятия, переноса. ТВЕРДЫЙ, в первом приближении, значит 'такой, поверхность которого трудно деформировать', а ПРОЧНЫЙ – 'такой, который трудно разрушить'. Возникает вопрос, какая сила мыслится в этих случаях в качестве потенциального каузатора деформации или разрушения? Можно, конечно, считать, что природа этой силы безразлична, – ведь деформировать поверхность предмета или вовсе разрушить его может и камень, извергнутый вулканом. Тогда нужно убрать смысл 'трудно' из толкований рассматриваемых слов, заменив его смыслом типа 'редко' (деформируется, разрушается). Если же считать, что смысл 'трудно' в толкованиях прилагательных ТВЕРДЫЙ и ПРОЧНЫЙ не случаен, – а в сущности не видно, как можно было бы обойтись без него, – то придется признать, что в качестве конечного потенциального каузатора деформации и разрушения мыслится человек.

Ясно, что «человеческий фактор» входит, кроме того, во все оценочные слова и в большинство слов, связанных с понятием нормы, ибо система норм – человеческое установление» [Апресян 1986: 32—33].

Мысль Ю.Д. Апресяна о том, что число «антропоцентричных» значений в естественном языке гораздо больше, чем обыкновенно думают, подтверждается и нашими собственными наблюдениями над «поведением» семантики прилагательных, обозначающих, казалось бы, «стопроцентно» объективные признаки предмета – железный, квадратный, речной и т. д. Например, значение слова железный обычно определяют как 'сделанный из железа', и это правильно. Но как быть со следующим словоупотреблением этого прилагательного: В темноте я наткнулся на какую-то железную коробку? Говорящий, употребив это прилагательное, не может знать, что коробка действительно сделана из железа (а не из чугуна или, допустим, стали). Но он уверенно выбирает именно это обозначение потому, что в его картине мира, в его опыте взаимодействия с внеязыковой действительностью, «прототипический» металл – это железо. Поэтому реально и в значение слова железный мы должны добавить «антропоцентрическую координату» – железный: 'такой, который представляется говорящему сделанным из железа'.

Еще одна сторона антропоцентрической организации лексики связана с особенностью функционирования так называемых абстрактных существительных. Оказывается, и это убедительно показано в знаменитой книге Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» (1980), в концептуальной системе человека большинство отвлеченных значений метафорически представлено овеществленно, в виде конкретно-чувственной сущности.