— Что привело вас сюда? — смотритель снова обратился ко мне. Его огромные глаза уставились на меня выжидающе. Этот старый праксосинянин излучал какое-то умиротворение, все его движения были плавными и неспешными, однако очень четкими, как будто он заранее просчитывает каждый жест.
— Чужая культура всегда представляла интерес для любого интеллектуально развитого человека, — я почувствовал себя немного глупо, как будто я сдаю экзамен по философии. Возможно повлияла обстановка храма, но эти дурацкие высокопарные слова сами собой вырвались из моего рта. Я решил исправиться:
— Вообще, мы просто путешественники. Я изучаю природу и физиологию других рас. Это необходимо мне в работе.
— Это интересно, — праксосинянин заложил руки за спину. — И что же ты можешь сказать о Праксосе?
Я замешкался, подобные вопросы всегда ставили меня в тупик, несмотря на то, что обычно язык у меня достаточно хорошо подвешен. Что я мог сказать о народе и культуре, когда мои знания исчерпываются лишь наблюдениями одного дня, большую часть которого я провел в местном аналоге полицейского участка. Я призвал на помощь все свое красноречие, но получилось довольно уныло:
— Это прекрасная планета, я еще немного успел повидать, но подозреваю, что найду много любопытного.
— Конечно, гости к нам за этим и прилетают — за любопытным, — смотритель загадочно улыбнулся.
— Очень много туристов? — сочувствующе спросил я.
— Нет, гостям мы рады, — праксосинянин вдруг помрачнел. — Но не тем, кто хочет заработать, копаясь в недрах нашей планеты.
Я внимательно глядел на смотрителя, ожидая продолжения, но тот видимо решил сменить тему:
— Ну что же, мне уже пора заниматься ежедневными рутинными делами, прошу прощения, — он снова приложил правую руку к груди, прощаясь. Я повторил жест и заметил, что Пашка старательно копирует наши движения, хоть и не понимая о чем шла речь.
— О, боги! Я дождаться не мог, когда же вы наговоритесь уже. Ты бы хоть иногда что-то и на русском вставлял, — затараторил Паштет, когда смотритель удалился на приличное расстояние.
— Познакомились. Он тут за главного в храме. Хотел знать, что нас привело, — кратко пересказал я ему наш разговор.
— Язык и правда интересный у них, как птичка щебечет. Если бы не эти уши и шерсть, то праксосинянки были бы очень даже ничего…
Я слушал Паштета вполуха, пока мы поднимались по ступенькам к выходу из храма. Какая-то мысль вертелась в голове, но мне никак не удавалось поймать упрямицу за хвост.
— Эй, ты меня вообще слушаешь? — раздался возмущенный голос откуда-то сверху. Я вдруг обнаружил, что стою на месте на ступеньках, а друг мой уже убежал далеко вперед и даже успел обнаружить мою пропажу.
— Я уже иду, — успокоил я его и, перешагивая по две ступеньки, заторопился наверх. — Куда дальше, экскурсовод?
— По плану у нас Кривые холмы. Ты удивишься, каким иногда красивым может быть просто место. Я когда там был впервые, я так пожалел, что не взял с собой карандаш и блокнот для набросков. Это просто офигенно… — да уж, трепаться мой друг любил, в этом ему не откажешь.
— Ну, хоть кривые, хоть прямые. Веди на свои холмы.
Но полюбоваться потрясающим видом нам не удалось.
— Это кошмар! — возмущался Паштет. — Кто это допустил? Чудовищный вандализм!
Пока Павел проходил стадию отрицания, я смотрел на разверзшуюся перед нами землю — на огромный котлован, в недрах которого ворочалось железное чудовище, которое с остервенением вгрызалось в почву. Вся эта территория была огорожена небольшим сетчатым забором, который там находился скорее для обозначения границ, чем для защиты территории. Пока я рассматривал следы уничтожения одного из красивейших, если верить моему другу-художнику, мест этой планеты, этот самый друг уже перебрался через забор и, размахивая руками, бежал к краю котлована. Недолго думая, я бросился за ним.
Но опоздал.
Рыхлая и влажная почва не смогла удержать Пашу на краю ямы, и он моментально рухнул вниз. Моя рука поймала лишь воздух в том месте, где только что был его капюшон.
— Ты там живой? — я лег на живот, подполз к краю котлована и посмотрел вниз. Пашке частично повезло — он съехал по пологому склону ямы, но у самого дна столкнулся с подобием экскаватора, который остановился, как только машинист заметил падающего человека. Судя по периодическим громким ругательствам Пашки на родном языке, у него была сломана нога. Я аккуратно, стараясь не наступать на опасные рыхлые куски почвы, стал спускаться вниз, придерживаясь за торчащие из земли толстые корни кустарников, растущих вокруг.
— Ген, ну что ты там возишься? Прыгай уже вниз, тут невысоко! — подбадривал меня в нетерпении Паша.
— Ты хочешь, чтобы мы вместе валялись со сломанными конечностями без возможности вызвать помощь? — ответил я ему, стараясь не отвлекаться от спуска.